— Думаю, половину уже прошли. Или не прошли. У меня спидометра нет.

— Не могу больше. — Уваров присел на обочине небольшой песчаной дороги. — В глотке все пересохло, и еще эта пыль…

— Могу сухарик предложить, — Игорь остановился рядом с Никитой и поправил свою пятнистую чалму, — или корешок погрызи.

— Спасибо…

— Вставай, пошли, надо до темноты дойти, иначе вилы.

Уваров, покряхтывая, медленно поднялся.

Они промучились еще метров сто, как вдруг Никита радостно завопил, показывая рукой на дерево метрах в двадцати от дороги:

— Марула! Смотри, Игорек, сейчас напьемся.

— Ты напьешься, — тихо пробормотал Плахов.

Глядя, как Уваров поскакал к дереву, буквально усыпанному небольшими зелеными плодами, он вспомнил старую поговорку о свинье, которая всегда найдет то, что ей надо.

Уваров по-обезьяньи ловко забрался на дерево, сорвал с головы футболку и, завязав рукава, стал набивать импровизированный мешок плодами. Он сразу же надкусил один из них и, блаженно прищурившись, задвигал челюстями.

Плахов тоже подошел к дереву, подобрал с земли большую зеленую ягоду и с наслаждением впился в нежную розовую мякоть.

— Смотри — окосеешь, — предупредил он Никиту. — Будешь, как слон, по саванне гонять…

— В нем градусов-то, — прочавкал Уваров, — меньше, чем в сушняке. Это ж не виски.

— Тебе хватит… Все, давай спускайся.

— Угу, — кивнул Никита, лежавший на большой ветке. Он тихонечко пополз к стволу, но неожиданно громко взвизгнул: — Ай, сволочь!..

— Чего еще? — Плахов поднял голову.

Уваров побледнел и зажмурился от боли.

— Скрутило, — едва слышно прошептал он. — Прямо как гвоздем раскаленным в бочину дало… Теперь все… Помоги спуститься…

Плахов выбросил огрызок марулы и стал примериваться, как бы помочь висящему в трех метрах над землей радикулитнику.

— Ты сам вообще не можешь?

Тот отрицательно замотал головой:

— Никак… Больно очень…

— Маразм! — мысленно проклиная Африку, Уварова, марулу и вообще всю свою жизнь, Плахов полез на дерево.

Оказавшись на одной ветке с Никитой, он схватил его за ногу и потянул на себя. Уваров жалобно заверещал, взмахнул руками, соскользнул и спиной грузно бухнулся на землю, нежно прижимая к груди футболку, набитую драгоценными плодами.

— Жив? — испуганно спросил Игорь, спрыгнувший следом.

— Нормально, — выдохнул Уваров. — Не почувствовал даже ничего.

Он запустил руку в свой мешок, достал оттуда зеленую ягоду и откусил половину.

— Сам идти сможешь, раненый?

Уваров, скорчив героическую гримасу, попытался подняться, но тут же, громко ойкнув, опять свалился на землю.

— Никак… Больно…

— Понятно. — Плахов прикинул размеры ноши, наклонился и, положив руку Уварова себе на плечо, стал поднимать его с земли.

Восемьдесят кило живого веса — это не рюкзачок с картошкой. Но выкинуть нельзя, обидится еще, когда гиены найдут…

— Я тебя тоже когда-нибудь понесу, — Уваров надкусил очередной плод, — если в ногу ранят. Обещаю.

— Над ухом не чавкай, противно…

— Чего? — не расслышал Никита.

— Заткнись, говорю, — повторил Плахов.

— Угу… Ты не спеши, Игорек… До темноты все равно не успеем.