— Да с какой стати?!

— А ты спроси у самого себя, сколько задолжал Николаю денег?

— Ну, много… Но это не повод для убийства.

— Еще какой! Самый объяснимый. К тому же он был во сто раз удачливее тебя. Ему все давалось легко. И ты всегда завидовал ему.

— Неправда, — возразил я, хотя в его словах была доля истины. Меня действительно порою раздражала счастливая звезда Комочкова, которая светила ему, а не мне. Но убить?

— А теперь перейдем к Милене, — продолжил Барсуков, и уже по его лицу я понял, что сейчас он скажет какую-нибудь гадость. — Ведь она самая близкая подруга Ксении? И вот та решила выйти замуж. Значит, теперь будет потеряна для нее. А до какой степени они были близки друг с другом?

— Чего-то я не понимаю, — сказал я, туго соображая.

Но Марков ухватил мысль Барсукова гораздо быстрее.

— Сеня намекает на то, что они были лесбиянки, — насмешливо произнес он. — И Милена убила Комочкова, как соперника. Забавная гипотеза. — Он ухватил меня за руку, потому что я рванулся к Барсукову. — Сядь и успокойся. Ты видишь, что твоей жене весело? Посмейся и ты. Но Сеня отбивает удары мастерски, надо признать. Даже переходит в наступление.

— Гнида он, — хмуро сказал я.

— А это как посмотреть, — усмехнулся Барсуков. — Вся каша заварилась из-за того, что ты пригласил нас в Полынью. Сидели бы мы в Москве — и никто бы Николая не убил. Наоборот, все бы были счастливы, пусть даже с шорами на глазах. И дружны по-прежнему.

Мне не хотелось об этом думать, и я ничего не ответил. Но даже если это было так и в Полынье нашей дружбе пришел конец, то я не жалел об этом. Лучше идти дальше одному, освободившись в своем сердце от случайных попутчиков. Мы очень часто принимаем тех, кто был с нами в дни юности, за преданных и верных товарищей. И не хотим признать за ними право на внутренние изменения — в хорошую или плохую сторону. Словно они всегда должны оставаться в том образе, который нам удобен и привычен. Но время смывает и позолоту и грязь.

— Егор, ты в курсе того, что некоторые свои статьи Николай подписывал псевдонимом? — спросила вдруг Маша.

— Это обычная практика журналистов, — отозвался Марков, а я поинтересовался, чувствуя здесь что-то жареное:

— Какие статьи?

— Криминального характера. О коррупции, — произнесла Маша. — Он мне как-то признался в этом. Я и не думала, что нашумевший московский обозреватель Герасимов, который вскрывал связи мафии и милиции — это он.

— Быть не может! — удивился я. Мне также было знакомо имя Герасимова, да и кто его не читал? Журналист проникал в самые сокровенные тайны московской элиты и уголовных авторитетов. Теперь понятно, почему Комочков скрывал этот факт. Писать на подобные темы, особенно в наши дни, было чревато. Можно получить пулю в лоб. Причем неизвестно, с какой стороны: то ли от мафии, то ли от правоохранительных органов. А прикрывался статейками о полтергейсте! Вот где настоящая-то нечистая сила прячется — не в квартирах, а в государственном аппарате.

— Последняя тема, которую он разрабатывал — о налоговой полиции, — продолжила Маша. — Я даже читала кое-какие черновики из его материалов. Он мне сам показывал. Сильно, Речь там, между прочим, идет о твоем ведомстве, Егор. Если бы статья вышла, то она прогремела бы как взрыв бомбы. Вас бы всех погнали на нары. Ты знал об этом?

— Глупости. — Впервые я увидел в лице Маркова некоторое смущение. — Он много фантазировал. И пользовался непроверенными данными.