Изменить размер шрифта - +
Это была, я думаю, разведка Большого Босса — пяток гибких созданий с написанным на всем теле интеллектом. И наконец, в сторонке, подальше от самого яркого света сидел Старший Мыш в окружении пары мышек в каких-то вязаных рубахах и нескольких юных, скудно одетых мышат, худых и отчаянных, выглядевших, почему-то, гораздо серьезнее, чем боевики. И вся эта пестрая компания была очарована музыкой совершенно одинаково. Они, похоже, в высоком эстетическом наслаждении забыли и о давней вражде, и о приказах, и об опасности.

Я никогда не встречал больших меломанов, чем мышки. И тогда, увидев, как они слушают музыку, грустно подумал: как жаль, что во всех цивилизованных мирах тонкие ценители искусства всегда друг друга жрут… неужели не в силах человеческих это исправить?

Но вопрос показался мне философским до неприличия и, пожалуй, риторическим. Я стал с ужасом ждать, когда запись закончится.

Потому что было понятно, что примирило их высокое искусство только на время.

 

Но надо отдать должное мышиному эстетическому чувству — оказалось, у мышек есть что-то такое… может, рудимент совести, может, зачатки благодарности. Потому что они не разодрались сразу, как только музыка смолкла.

Правда, шестерки Большого Босса основательно просекли обстановку, насторожили уши и ощетинились. А семейство Большого Мыша сомкнулось в компактную группу и явственно приготовилось к рукопашной. Но серенький интеллектуал с крученым шнурком на шее свистнул на боевиков и запрыгал ко мне, выгибаясь дугой, немного боком — очень выразительно, только я еще не знал, что такие жесты выражают.

А я спрыгнул со ступенек. Он отпрыгнул в сторону и пискнул:

— Разговаривать. Не убивать.

И присел, протянув руки.

Ну что ты будешь делать!

Большой Мыш ко мне подошел — просто подтек по полу, как только настоящие крысы умеют, и все его семейство просочилось следом. Боевики их проводили носами, но не шевельнулись — так что дамы и дети Мыша без помехи уселись с двух сторон от меня, как почетный эскорт, а сам Мыш попрыгивал рядом со мной мелкими прыжочками. Потрясающая пантомима, только совершенно непонятная.

Я погладил Мыша между ушей — все смотрели на мою руку — а потом сказал серому:

— Говори. Я слушаю.

Серый облизал ладошку и потер кончик носа. И сделал несколько шагов, чтобы меня понюхать, но Мыш сделал «к-к» — а это значит: "отвали, не трогай".

Серый смутился и сел. И свистнул в сторону:

— Я Разведчик. Служу Большому Боссу.

Мыш кашлянул презрительно и отвернулся почесать около хвоста — два боевика подпрыгнули боком, но снова сели. Нас, похоже, почему-то нельзя было просто атаковать. Разведчик вздохнул и пискнул:

— Музыка хороша. Большой Босс любит. Дай. Большой Босс обменяет твою жизнь на музыку.

Я почесал бок, демонстративно, как смог. Они оценили.

— Моя жизнь, — говорю, — так при мне и будет. И их жизни. Пошли вы…

Разведчик начал увлеченно чесать живот. Зато боевик, бурый, кудлатый, весь в рубцах, пискнул:

— Я тебя съем. Много мяса. Надолго хватит.

И начал медленно ко мне подходить — а его коллеги присоединились. Тогда я сказал:

— Я вас убью, а мясо брошу. Пусть ест, кто хочет. Ясно?

Они остановились. И Разведчик пискнул:

— Отдай записи. Почему не хочешь? Отдай — и все живы.

— Отдайте мой ремонтный автомат, — говорю. — Воры.

Они приосанились. Похоже, у слова «воры» тут положительная эмоциональная окраска. Разведчик даже пискнул:

— Украли хорошо. Взломали пароль. Отключили защиту. Умные, — со скромной гордостью.

Быстрый переход