Да, в крыше были специальные люки. Они вообще-то были для проветривания, но можно было и стрелять из них, дед прав. Причем крыша нас была одна, буквой «Г», покрывала и промзону, и жилые дома, в одном месте превращалась в широкий навес, под которым проходил наш трактор. Такое решение позволяло перемещаться по ней вдоль всех строений, увеличивало место для хранения, и позволяло крыше не проваливаться под снегом. Это буревой подсказал, мне такое даже в голову не пришло. Он посмотрел на изначальный план, где треугольные крыши стояли встык друг к другу, ткнул пальцем в стык, и сказал «Провалится». Я даже спорить не стал, ему виднее.

— Ну тогда давай еще и оборону деревни в учения введем, только надо понять, какая опасность нам позволит отбиться прямо в деревне, а какая нет. Да еще и пожарные бочки с насосами надо на крыше разместить, если действительно нас поджигать станут. Мы тогда пламя сбить сможем.

— Это правильно. Ну ладно, давай за работу. Э-э-э-х, где же наша Машка. Дура-дурой, а я уже привык к ней, — сказал дед, вставая с пенька.

С Машкой была беда. Она пропала. Вышла погулять со Смеяной недели три назад, да и убежала в лес. Мне даже обидно стало, вроде не обижали ее, кормили, сена вон заготовили, а она даже не попрощалась! Смеяна плакала целыми днями, ходила, звала ее. Только все без толку. Ушла лосиха. Мы даже со Смеяной ходили, помогали ей, Машку полюбила вся деревня. Кукша в первый день пропажи пошел по следам, авторитетно заявил, что ее не загрызли звери, просто ушла, быстро, правда, чуть не просеку прорубила. От этого еще обидней стало. Мы с ней, как с членом семьи, а она нас кинула! Лучше бы на ремни пустили, такая черная мыль тоже закралась.

Мы нагрузили плот, и отправились в деревню. С завтрашнего дня приступаем к кладке печек, выковки железных частей для них, плавке стекла. В основном все это ложится на меня, дед с Кукшей пойдут добывать кирпичи. Они подсохли, из них печки складывать будем.

Работа спорилась. Начали с печек в домах, промзону будем делать потом. Мужики подносили от места добычи руды кирпичи, я клал печки, ковал железо на колосники да на заслонки. До середины ноября успели сделать всем новые печи, протопить их, опробовать. Пришло время плавки стекла.

Кирпичи, которые делали из огнеупорной глины, пустили на новые горны. Точнее, на внутреннюю кладку в них. Воздух нагнетали малым паровиком, через насос. Остальными кирпичами выкладывали стены и пол в новой кузнице. Она располагалась на самом краю промзоны, для пожарной безопасности, и не была соединена общей крышей. Потолка тоже не было. Рядом с ней, ближе к лесу мы, оставили место для выплавки руды. Очень хотелось мне перейти на местные ресурсы, потому что вторая опора ЛЭП уже тоже подходила к концу. Но все упиралось в каменное строительство, надо много кирпичей, а иначе просто сгорим. Горн, вроде Первушиного, я сделать могу. Но мне-то хотелось лить железо, а не проковывать. Литое железо открывало путь к герметичным металлическим сосудам, к котлам, валам, цилиндрам, шестеренкам. Пусть это все и будет из чугуна, сталь потом получим, но я надеялся, что например литой котел и литые трубы выдержат большее давление пара, а значит — увеличат мощность, надежность, и долговечность механизмов. Пока же в нашем тракторе было только одно новшество. Мы сделали диски сцепления по технологии точильных кругов, но с добавлением железной руды. Теперь их меняли не раз в день, с утра, а раз в неделю. Да и мощность выдаваемая на крюке трактора чуть-чуть увеличилась.

В кузнице же мы собрали подобие парового молота. Он приводился в действие от малого паровика, по типу первого, который мы сделали в этом мире. Только котел новый соорудили. Причем кожаный наш кризис привел к тому, что внутри сдвоенных стен мы перемещали паровик по рельсам из дерева, фиксировали на нужном валу, и приводили в движение необходимый в данный момент механизм.