Зима эта, как я уже говорил, была лютая. Морозы были частые, снега было не много. Буревой сказал, что и урожай может быть не очень, не хватит влаги земле. Мы даже хотели трактором на поле снег по лесу собрать, да и раскидать. Как раз собирали бульдозерный нож для этого.

Но плохо было не только нам. Лес тоже страдал. Деревья звенели от холода, птиц было не видно, то ли замерзли, то ли просто попрятались. Машка с Васькой жались к деревне, и не уходили далеко. И даже кору только пару раз удалось погрызть, остальное время она примороженная была.

И зима при этом еще не собиралась уходить. Скоро март, а признаков потепления не наблюдалось. Мне, правда, как городскому жителю, да еще и в теплом доме, на это было плевать. Ну холодно и холодно, что тут поделаешь. А вот дед ходил обеспокоенный. И не зря. Во время небольшой оттепели, во время которой температура так и не поднялась выше нуля, в деревне раздался истошный крик:

— Волки!!!

Я даже не понял кто кричал, и почему сначала. У меня был процесс первой экспериментальной плавки в микроскопической домне. Ее сделал из жаропрочных кирпичей, что остались после горнов. А дед сообразил быстро. Выскочил на улицу, в одном камуфляже, без зимней одежды. Я рванул за ним. Мы опыт с домной проводили в кузнице, там пол каменный, и тепло, потому и раздевались.

Мимо нас пронеслись лоси в направлении сарая, Машка забилась в глубину, Васька встал в угрожающую позу. За лосями пронеслась Смеяна. Мы посмотрели в лес. По снегу перемещались серые пятна. Их было много. Казалось, везде, куда ни кинь взгляд шевелится серый комок. Но самое страшное, по лесу бежал Обеслав. И серые комки быстро к нему приближались. Почему пацан не надел лыжи, непонятно. Поэтому он проваливался в снегу, поскальзывался на обледенелых корнях корней, вставал, и бежал дальше.

Я остолбенел. Оружие было в доме, до него еще бежать надо. Дед нашелся быстрее, он прыгнул в кузницу, схватил охапку тонких веток, которые слуэили для розжига, макнул их в деготь, поджег и бросился с самодельным факелом к Обеславу.

Я схватил слегу, что стояла у входа, и тоже бросился за дедом. Только бы успеть, только бы дать пацану время. Обеслав опять поскользнулся, в руках он что-то держал, и не выпускал.

— Бросая все! Бросаа-а-а-й! — я орал как ненормальный.

— Буревой! Сергей!! Обеслаааа-а-аав!!! — истошные крики неслись из деревни нам в спину.

Обеслав опять упал, попытался встать. К нему прыгнул небольшой серый комок. Пацан махнул зажатым в руках предметом. Арбалет! Вот что он в руках держал! Арбалет! Раздался истошный визг, серый комок, который нападал на него отскочил, прихрамывая. Пацан не смог встать, лег и выстрелил! Еще один визг! Стая остановилась, движение к пацану прекратилось, они медленно перемещались полукругом вокруг Обеслава. Мы еще подбегали к нему, когда чуть не снеся мне ухо, мимо что-то просвистело. Большой серый волк, сделавший пару шагов к Обеславу, упал замертво. Нас поддерживали огнем со стороны деревни.

Мы успели. Почти. Пацан выпустил еще стрелу, судорожно начал вращать ручку, одновременно пытаясь выбраться из ямы, в которую попал. Не смог спиной, повернулся, и выпрыгнул. К нему прыгнул ближайший волк. Обеслав выбрался из ямы, но волк успел схватить его за ногу. Пацан вывернулся, закричал, и ударил волка штыком. Тот отскочил, поскуливая. Подбежали мы. Дед бросил горящие палки в направлении стаи. Вонь от дегтя и огонь отпугнули волков, но не на долго. Нам впритык хватило времени, чтобы схватить пацана за руки и потащить в сторону деревни.

— Прии-и-игнии-и-ите-е-сь! — протяжно донеслось от деревни.

Я схватил пацана, бросил арбалет, и перекатом вместе с ним ушел влево, ближе к кузнице. Дед бежал уже сам, в другую сторону, к лосям.