Погода нынче переменчивая, ветер сырой…
Царь отмахнулся:
— Возьми, Лаврентий, необходимые лекарства и Паульсона. А то, сидя под образами, все мы уже паутиной покрылись.
Путешествие длилось несколько дней. Побывал Государь и в Новогороде, и в самый дальний конец Ильмень озера сходил, и в Старую Руссу наведался, где осмотрел ремонт соляных варниц.
Пятого октября, когда погода переменилась и ветер гнал резвую волну, сильно качавшую яхту. Государь вернулся восвояси.
Но он приказал пройти мимо Петербурга, к Лахте.
При этом весело смеялся над лекарями:
— Кто лучше ведает, что полезно для моего здравия? Вы речёте «клистир», а я вам говорю: вода и свежий ветер морской. Видите, как я поздоровел?
И впрямь. Государь выглядел бодрым, отлично спал, много и с аппетитом ел. Но не ведал он, что смерть уже приблизилась к нему…
Надо было так случиться, что попался Государю бот, шедший из Кронштадта и севший на мель, ибо был сильно перегружен: на него набили, как сельдь в бочку, два десятка матросов и солдат. Сколько ни тужились, они не в состоянии были сняться с мели. Пётр озабоченно посмотрел на вечереющее небо, на крепкую волну и покачал головой:
— Ночью, полагаю, шторм случится, все сии несчастные утопнут. Надо спустить шлюпку и помочь им…
Но посланные людишки бот с места тоже не сдвинули.
Тогда Государь перекрестился и опустился по пояс в холодную воду.
Удивительно, но бот, подталкиваемый Государем, все же поддался и вышел на глубокую воду.
…В ту же ночь у Государя начался озноб и сильные приступы лихорадки. На другой день он вернулся в Петербург совсем больным и вновь слёг.
Эпилог
Наш мир — сплошное чудо. Заглянув в смертную пустоту, пережив страшные мучения, Государь, казалось, переменился сердцем. Он уже никого не посылал в пыточный застенок, не приказывал распластывать на эшафоте. Вся прошедшая жизнь более не казалась ему величавым подвигом, но сплошным преступлением перед людьми и Богом.
Другим чудом было то, что тяжкая болезнь вновь стала отступать. Государь почувствовал себя столь хорошо, что порой выходил на прогулки в саду, катался на коляске по возникшему на гнилом болоте и человеческих костях волшебной красоты городу — Петербургу.
Этот высокий душевный подъем прервал Виллим Монс, когда выяснилось, что этому белокурому красавцу дарит любовь Императрица. Настроение Государя круто переменяюсь. Шестнадцатого ноября на Троицкой площади голова счастливого в любви соперника скатилась на доски эшафота.
Вновь застенки огласились воплями несчастных, вновь палачи намыливали веревки и точили широкие топоры.
И тут же болезнь опять навалилась на Государя.
С начала декабря он уже более с постели не вставал. Лекари вновь нашли воспаление мочевого пузыря, урина выходила с трудом, окрашенная кровью. Ждали антонова огня — заражение крови, и оно началось.
Задыхаясь в предсмертных муках. Государь 26 января 1725 года, желая умилостивить небеса, продиктовал указ «О свободе каторжных».
Вытирая холодный пот со лба Государя, Блюментрост услыхал, как тот шептал сухими устами: «Господи, будь милостив ко мне, окаянному, прости мое жестокосердие. Аз предавался сатане в слепом озлоблении, сколь много крови напрасно пролил! Ныне оплакиваю грехи свои тяжкие, продли, Господи, дни мои, дабы делами исправить свою гнусную натуру мог…»
И приказал:
— Пусть подьячий придёт. Указ новый желаю обнародовать: «О свободе из-под ареста колодников». Осужденным на смерть, всем жизнь жалую, кроме убийц… За убийство милости нет…
Календарь показывал 27 января 1725 года. Этот милостивый указ стал последним. |