Встречаясь с Анной, Меньшиков наслаждался и любовью, и покоем. Как ни с кем другим, именно с этой красавицей, лежа под шелковым балдахином, был откровенен. На этот раз обоими было выпито много вина, ласки девицы казались особенно жаркими.

Меньшиков нежно гладил округлое бедро возлюбленной:

— Ах, сколь восхитительно тело твое, Анна!

Целуя его грудь, девица в ответ проворковала:

— Ты, любимый, мой дуб могучий, а я тонкий плющ, вьющийся вокруг тебя!

Меньшикова как жаром обдало, в голове пронеслось: «Откуда Анна может знать, что в подмётном письме написано?»

Однако он сдержал порыв чувств, лениво потянулся и сказал:

— Пора уезжать, дела важные ждут…

Она обвила его руками:

— Побудь со мной, поговори хоть малость, так соскучилась о тебе. Что с Императрицей, как здравие её? Деньги на флот балтийский нашли? А подлого вора, что письма позорные сочиняет, схватили?

— Да, сегодня на дыбе, как ребра клещами потащили, так сразу признался один канцелярист, говорит: «Оба подметных письма аз начертал». В базарный день вешать на Морском рынке будем, а тех, кто стоял и слушал, приговорили к кнуту, обрезанию языка, клеймению и вечной ссылке.

Анна вся аж расцвела:

— Так им, подлым, и надо! А я рада за тебя, Александр Данилович. Я тебе верна и очень скучаю одна…

Меньшиков вдруг вспомнил о жадности возлюбленной к драгоценностям. Ему пришла хитрая мысль. Малость подумав, он притворно добродушно улыбнулся:

— Твою верность вознагражу. После смерти Петра у меня осталась его большая шкатулка с яхонтами и бриллиантами. Выходи нынче же, как Государыня спать уляжется, к задним воротам в десять вечера. Мои слуги тебя тайно переправят ко мне во дворец. Выберешь из шкатулки все, что по вкусу придётся.

— Какой ты щедрый! Всегда, всегда любить стану только тебя, — и поцеловала в губы.

Меньшиков тайком, как и пришел, покинул дальнюю часть дворца. За углом его ждала карета. Он приказал:

— Неситесь на мойку, к Трубецкому!

Стратегия

Трубецкой, человек ловкий и хитрый, одобрил Меньшикова:

— Ты, Александр Данилович, очень каверзно насчет шкатулки придумал. Вымани девицу из дворца, а мои ребята у неё обыщут тщательно. Может, и нагребут чего…

— А я тем временем допрошу сию гризетку. Не с извратом ли она? Ведь я с ней откровенен был, как ни с кем. Она, скорпия лукавая, всегда меня выпытывала, слушала внимательно. — Вздохнул. — И все ж не верится: она вельми искренне любит меня, смотрит на меня пылающим взором.

— Ведь по твоей, светлейший, протекции Анна попала во фрейлины?

— В том то и кручина! Случись, что девица интриговала и шпионила, каким я окажусь пред Екатериной? Она сдуру может от меня отшатнуться, вот врагам радость доставлю!

Трубецкой согласился:

— курьёзная история! Ждать, впрочем, недолго осталось. Давай, Александр Данилович, выпьем да покумекаем, что к чему. Коли девица окажется невиновной, ты и впрямь ей бриллианты дарить будешь из Петровской шкатулки? Меньшиков усмехнулся:

— У меня нет никакой шкатулки, от Петра доставшейся! Да она смекнет сразу обо всем, как шлеппером канатным по заднице отхожу да прикажу, чтобы Императрице матушке не проболталась о наших разговорах.

— Ну, болтать о том ей самой резона нет.

Ровно в десять вечера Анна тихой тенью проскользнула мимо дворцовой стражи, загородив лицо платком, и нырнула в поджидавшую карету.

В это время Трубецкой со своими адъютантами начал ворошить вещички девицы.