— Уж, кажись, все перерыли у отца Федора! Окромя собачонки ободранной да тараканов запечных ничего животного нет. Прикажешь, батюшка, перепластать его?

Сморщил нос Государь:

— Забавится ещё успеешь! Теперь беги, ищи молодого Басманова!

Стражники обыскали весь дворец, все переулки-закоулки. С трепетом доложили:

— Как в воду канул!

Тем временем, под прикрытием благодетельной метели, Никита отправился к отцу Федору. Тот дрожал словно лист осиновый.

— Неужто пронесло, Никитушка? Я сделал все по твоему указу: горемычную царицу-матушку в склеп спровадил да под плиту старинную, прямо, прости Господи, на шкелет истлевший и положил. А уж как плитой задвинул каменной, един Бог ведает про то! Кила теперь небось вывалится. Скуратов, кровопийца, везде, яко пес смердящий, нюхал. Когда он в склеп заглянул, я уж думал, что со страху помру. Да смилостивился сын Давидов! Ничего, пронесло, не нашли Государыню нашу.

Облапил Никита отца Федора, ничего не сказал, только на глазу слеза блеснула.

Эпилог

Никита, ещё в мирской жизни отличавшийся силой и ловкостью, в сараюшке оглушил Басманова. Пока он связывал его вожжами, тот пришел в себя, стал голос подавать. Никита воткнул ему в рот кляп и сокрушенно вздохнул:

— Много от тебя, Басманов, выблядок позорный, другие терпели, потерпи и ты нынче. Исполненный всяких пакостен, лей слёзы и умоляй прощения Царя Небесного. Помазан ты, Басманов, блудною тиною и во-ней злосмрадною повит. Кайся, ибо Господь кающихся прощает и припадающих к нему приемлет. А я тебя и соломкой обложу, и рогожкой накрою, чтоб не простудился… Господь захочет — спасет!

Басманова нашли на третий день. Иоанн Васильевич понял, что Никита провел его за нос, ярился пуще прежнего. И вновь по всем дорогам рыскали утекших, да те уже далеко ушли.

Их путь, как и знаменитого воеводы — беглеца Андрея Курбского, лежал на запад. Но если Курбский обосновался в Литве, то наши добрались до Кракова — в то время столицы Польши.

Когда Никита с Василисой шли мимо Мариацкого костела, Никиту по имени окликнул молодой человек. Это был Викентий Буракевич. Принял он беглецов как самых дорогих гостей.

Именно в его богатом доме — поблизости от королевского замка Вавеля — случилась нежданная встреча. её исходом стала хитроумная и страшная месть Василисы своему царственному супругу Иоанну Васильевичу.

Об этом вы узнаете из следующего рассказа

МЕСТЬ

Жизнь Иоанна Васильевича Грозного всегда была тяжёлой, а теперь и вовсе сделалась непереносимой. К. заговорам на его жизнь, которые мерещились повсюду, к ночным кошмарным видениям, к мучительным головным болям прибавилось нечто такое, что сравняло страдания Государя с теми, кто в печи адовой лижут сковороды раскаленные…

Страсть

В Краков Василиса и Никита добрались лишь к весне. Как удалось избежать погони царской, как не разорвали их голодные волчьи стаи, как не ограбили и не убили разбойники, которыми кишели леса и проезжие дороги, един Господь ведает.

Польская столица встретила беглецов тающими сугробами, слепящим блеском свежего солнца, изумрудными слезинками, срывающимися с кровель островерхих крыш, шумной бестолочью разноцветной толпы, слонявшейся по древним узким улочкам.

Измученные тяжёлой дорогой, беглецы наслаждались покоем в доме Викентия Буракевича. Наследник громадного торгового дела, выпускник Ягеллонского университета, Викентий блестяще владел русским и немецким языками, был знаменит своими астрологическими познаниями.

Впервые увидав Василису, Викентий был не в силах сдержать восторг:

— Какая очаровательная пани! И понятно, сразу же влюбился в нее.