— Мой сарайчик знаешь, где коня ставлю? Достался по наследству от покойного отца Гермогена. Завел сегодня конька, а он у меня умный, что дьяк думный! — ржет и копытом в землю бьёт. Наклонился я, сенцо разгреб — словно блестит что-то. Лопатой копнул, а там — серебряный укропник. Достал его. крышечку открыл — полно золотых монет — толстые, тяжёлые, по-грецки написано на них. Во как!

— Куда, отец Никита, чужой клад дел? Поделиться следует со мной.

— Так и быть, пяток монет дам, только вот вернемся от Государя…

— После Государя тебе ни злато, ни серебро уже не понадобятся — захохотал Басманов. — Одна только панихида потребуется… Царицы, во гроб положенной, нет! Двух стражников, что землю копали, Государь посохом яко копьем прободил — до смерти. Теперь тебя допрашивать будет.

Никита изобразил удивление:

— Кому же мёртвый труп надобен, хоть и царицын?

— Ты не ведал, что живая она была положена — для острастки? Уже по всем дорогам рыщут, по всей Александровке. Малюта направился неспроста к твоему дружку — отцу Федору.

Никита возмутился:

— Страсть какая — живьём в гроб! Истинно в Писании сказано: “Яко и тварь рыдает, своего владыки видя бесчинства!”

Басманов оглянулся:

— Не умствуй! Многим разговорчивым ребра сокрушили и кнутом до костей облиховали. Государь ведает, что творит. Ну, святой отец, показывай клад, тобой обретенный, а то я тебя!..

Перекрестился Никита на образа, сказал непонятное:

— Прости, Господи, мое прегрешение! Обаче, и на Страшном суде готов за него ответ держать…

Ловушка

Через левый выход, что в храмовом зале возле алтаря, вышли во двор. Метель, кажется, неиствовала ещё больше. Сразу залепила глаза, туго била в грудь. В двух шагах ничего не было видно. Басманов крепко уцепился за рукав Никиты:

— Так-то спокойней будет, не сбежишь! Пересекли двор. В дальнем глухом углу подошли к сарайчику, сбитому из крепких бревен. Снаружи стояли небольшие саночки, накрытые рогожей.

— Моя конюшня, — пояснил Никита. Верный мухортый, почуяв хозяина, радостно заржал. Никита длинным ключом отомкнул замок, приоткрыл воротца:

— Проходи, боярин, клад там…

Через минуту-другую послышался глухой удар и крик, приглушенный свистом ветра. Чуть позже, ласково поглаживая холку, вывел в воротца сильного, хорошо откормленного коня. Запряг, прыгнул в саночки:

— Но, милый! Во дворец еду к Государю, яко агнец кроткий. — В печь огненную!

Наклонив голову, часто перебирая ногами, конь быстро набрал ходу.

Уловки

Едва Никита вошел в трапезный зал, как Государь злобно рявкнул:

— Признавайся, это ты, червь книжный, Василису из могилы поднял?

Простодушное лицо Никиты приняло вид ещё более наивный:

— Я?! Нужна мне она, как жезл Ааронов скифу дикому. Так ведь известно, кто из земли её изъял…

— Кто?!

— Да молодой Басманов! Сейчас пришел в храм, блазнит меня: давай-де, сбежим, и Василиса со мной — живая! А ещё, Государь, он нечестивые глаголы плюскал… Повторить аж отвратно.

— Говори! — грохнул посохом об пол Иоанн Васильевич.

— Вякает: посажу-де Василису на престол и сам царем править стану!

Затрясся Государь, аж позелёнел от злобы и на устах пена вышла.

— Ах, аспид хищный! Подать Басманова сюда, я ему возгрю кровавую вышибу! Ух, рожа говенная!

Стража побежала отыскивать Басманова. Тут как раз появился Скуратов, прогундосил:

— Уж, кажись, все перерыли у отца Федора! Окромя собачонки ободранной да тараканов запечных ничего животного нет.