А далее случилось нечто вроде бы безобидное. Н как это бывает, имело оно самые неожиданные страшные последствия.

Донос

Раскрасневшийся от выпитого, а больше от счастья — сам Государь его выделил! — Мелентьев вдруг обратился к царю:

— Иван Васильевич, батюшка ты наш! Как же мы тебя любим, как мы к Господу взываем о твоем благе, а эти бесовские отродья, изверги твои, заплутай негодные…

Государь свел брови:

— Не гугни, стремянной! Какие заплутай? Мелентьев стукнул кулаком себя в грудь:

— Да бояре-изменники! Страдники позорные, они попрятали своих дочерей и жен по дальним вотчинам. А поч-чему? — Язык пьяно запнулся. — Мы-де знаем причину. Ишь, гнушаются…

За столом все враз смолкли. Стремянной говорил правду: Москва, устав от бесчинств Иоанна Васильевича, пустела с каждым днем. Но в присутствии Государя такое мог ляпнуть или совсем глупый, или зело пьяный.

— Ты, стремянной, дело говори! — вкрадчиво молвил Государь. — Али виновного назвать умеешь?

— Умею! — куражно выкрикнул Мелентьев. — Аз глаголю: быв намедни по твоему, Государь, наказу в Серпухов-городе, заглянул вдруг в хоромы княжича Петра Долгорукова. Его отцу, изменнику, ты башку отсек. А княжич, вишь, скрылся из Москвы и болезным сказался. Аз скажу: здоровья его на троих хватит! И, вошед, наткнулся на сестру его Марию. Девица красоты… — Мелентьев вновь покачнулся, потерял и равновесие, и нить речи.

Побагровел Иоанн Васильевич до пота, на бритой голове выше уха нервно забилась жила. Он вцепился в подлокотники:

— Никита, возьми людей, сколь тебе потребно, и теперь же отправляйся к Долгорукову. Привезешь и его, и сестру Марию. Мой доктор окажет недужному княжичу помощь, а Мария… я сам её… посмотрю, хороша ли она. — Неожиданно растянул синеватые губы в улыбке: — Хороша, говоришь? Да ты, Никита, с пьяных глаз кочергу за хоругву примешь!

За столом раскатились дружным смехом.

Через несколько минут из ворот Кремля вынеслась на площадь кавалькада — десятка три молодцов верхами. Впереди — царев любимец Никита Мелентьев.

Смотрины

На другой день, когда церковные колокола отзвонили обедню, в царские хоромы ввалился едва державшийся на ногах от быстрой езды и дальней дороги Мелентьев. На его плутовской морде была улыбка — до ушей. Он бухнулся в ноги:

— Государь-батюшка, все исполнил по твоему хотенью! Долгорукий, эта скорния подколодная, успел сокрыть свою сестру у соседей. Обаче, от меня не спрячешься! Нашел её и купно с братом доставил. Княжича закрыл в клеть, а Мария возле твоих дверей счастья ждет — тебя, батюшка, лицезреть жаждет.

— Пусть войдет! — кивнул царь.

Возглас восторга невольно вырвался у всех, кто находился в хоромах. Они увидали высокую, статную красавицу. Княжна сияла молодостью, телесной крепостью, матовой белизной лица. Крупные синие глаза глядели на мир добро, но вместе с тем и величественно.

Государь помумлявил враз пересохшими губами, хотел что-то сказать, но из его горла вырвалось лишь нечто невразумительное, напоминавшее птичий клекот. В таком замешательстве царя ещё никто не видел. Наконец, хриплым, чужим голосом изрек:

— В Святом Писании сказано: “Честен брак и ложе не скверно…” Аз всегда рекох: блудный грех ведет к погибели души, а венец, Церковью освященный, — дорога в рай и рода продолжение.

Княжна с недоумением смотрела на тщедушного. облезлого старика.

Государь отпил из фиала вина и милостиво произнёс:

— Ты, девица, будешь моей женой.