|
— Здравствуйте, девицы—красавицы!.. Примите меня, голубоньки, во свой круг, во свое веселье девичье, приголубьте меня словом сладким, ласковым,— прибавил он, вешая шапку на колок. — Милости просим,— в один голос отвечали девушки, раздвигая на лавках донца и опоражнивая место нежданному, негаданному гостю. Оглядел Василий Борисыч девок и вдруг видит двух из Осиповки. Так его и обдало. "Теперь и невесть чего наболтают эти паскуды,— подумал он,— дойдет до тестя — прохода не будет, до жены дойдет — битому быть. Хорошенько их надо угостить, чтоб они ни гугу про ночные похождения женатого, не холостого". В другой раз оглядел Василий Борисыч круг девичий и видит — середь большой скамьи, что под окнами, сидит за шитьем миловидная молоденькая девушка. Сел он возле нее, видит — белоручка, сидит за белошвейной работой. Спросил у нее: — Как зовут, красавица? — Как поп крестил — Лизаветой звал,— вскидывая плутовские глаза на Василья Борисыча, бойко отвечала белоручка и захохотала на всю избу. Другие девушки тоже засмеялись. — А из коей будешь деревни?— спросил Василий Борисыч, подвигаясь к Лизавете. Та от него не отодвигалась. — Ты, Василий Борисыч, человек поученый, книжный,— сказала она.— Тебе бы прежде спросить, как величают меня по отчеству, а потом и пытать, из какой я деревни. — Так как же тебя звать, красавица, по отчеству?— спросил Василий Борисыч. — Трофимовна,— отвечала она.— Отецкая дочь (Не сирота, а дочь, у которой жив еще отец и притом человек достаточный.). Тятенька Трофим Павлыч не то что по нашей деревне, а по всей здешней волости из первых людей. — А чем промышляет? — еще ближе подвигаясь к Лизавете, спросил Василий Борисыч. — Известно, горянщиной. По всей нашей палестине (Палестина — родные места, своя сторона. ) все живут горянщиной,— отвечала отецкая дочь. Смотрит Василий Борисыч на Лизавету Трофимовну — такая она беленькая, такая чистенькая и миловидная, что другие девушки перед ней уроды уродами, а приемы у отецкой дочери не те, что у тех, и все обхожденье,— с первого же взгляда видно, что не в избе она росла, не в деревне заневестилась. Руки нежные, не как у деревенских чупах, тотчас видно, что никогда Лизаветины руки черной работой не бывали огрублены. Бывший рогожский посол еще поближе подвинулся к Лизавете, положил ей руку на плечо и стал полегоньку трепать его, не говоря ни слова. Отецкая дочь не противилась. С веселой вызывающей улыбкой поглядывала она исподлобья, и, когда Василий Борисыч стал мешать ей шить, она взяла его за руку и крепко пожала ее. Сладострастно засверкали быстрые маленькие глазки бывшего посла архиерейского. Горазд бывал он на любовные похожденья, навык им во время ближних и дальних разъездов по женским скитам и обителям. В это время Акулина Мироновна, из красного угла перетащивши стол направо от входа в избу, покрыла его столешниками (Полотенце, что кладут за столом двум, трем человекам вместо салфеток. ) и расставила тарелки с пареной брюквой, солеными огурцами, моченым горохом, орехами, подсолнухами, городецкими пряниками, жомками, маковниками, избойной, сушеной черникой и другими деревенскими лакомствами. |
