|
— А вы бы нас петь поучили, Василий Борисыч, как летошний год обучали в Комарове девиц,— немножко погодя сказала ему Лизавета Трофимовна. — А как тебе известно, что я обучал их? — спросил он. — Сами о ту пору мы в Комарове проживали,— ответила отецкая дочь.— У Глафириных гостила. Хоша с Манефиными наши не видаются, а все—таки издалечка не один раз видала я вас. — Как же я—то не видал такой красоточки? — с улыбочкой, еще ближе подвигаясь к Лизавете, сказал Василий Борисыч. — Не до меня вам было тогда,— ответила Лизавета.— И какая ж я красотка?.. Смеетесь только надо мной! Устинья Московка не в пример меня краше, опять же Домнушку улангерскую взять али Грушеньку, что в Оленеве у матушки Маргариты в келарне живет. — И тех знаешь? — сказал Василий Борисыч. — Хоша не больно знакомита, а много известна про них,— отвечала отецкая дочь. — Ишь ты какая! всех знает! — обнимая стан Лизаветы, промолвил Василий Борисыч. — Не к лицу вам к девицам—то приставать. — Это почему? — спросил Василий Борисыч. — Жена есть у вас, супруга,— ответила Лизавета.— Теперь не прежняя пора — на чужих не след вам и заглядываться! Это для вас грешно. — Две шубы — тепло, две хозяйки — добро,— прижимаясь к Лизавете, молвил Василий Борисыч. — Хозяйкой отчего не быть, а в подхозяйки никому неохотно идти,— сказала Лизавета, быстро взглянувши в глаза послу архиерейскому. — Все едино — хозяйка ли, подхозяйка ли, любиться бы только,— промолвил Василий Борисыч. — Хорошо вам так говорить, а девушкам и слушать такие речи зазорно. И поминать про эти дела хорошей девице не годится, не то чтобы самой говорить,— сказала отецкая дочь. — Экая ты сердитая! — вскликнул Василий Борисыч.— Перестань же серчать. В то время не один по одному, как водится, а гурьбой ввалило в избу с дюжину молодых парней. Маленько запоздали они — были на гулянке. В пустобояровском кабаке маленько загуляли, а угощал Илюшка, угождавший Лизавете так, что никто другой и подходить к ней не смел. Когда распахнулись двери настежь, первым из парней влетел в избу Илюшка. Взглянул он на свою облюбованную, видит возле нее какого—то чужого, но одетого чистенько и по всему похожего больше на купца, чем на простого мужика. Злобой вспыхнуло лицо Илюшки, и кулаки у него сами сжались, когда увидал он, что Лизавета к самым плечам подпустила Василья Борисыча. Грозно сделал Илюшка два—три шага вперед, но Акулина успела ему шепнуть, что с зазнобой его сидит не кто другой, а зять Патапа Максимыча, человека сильного и властного по всей стороне. И злобы у Ильи как не бывало, подошел он к парочке и шутливо молвил Василью Борисычу: — И вы в нашу беседу к Мироновне. Милости просим, напередки будьте знакомы. И сел по другую сторону возлюбленной. Начали песни петь. Звонко пели девки, громко подпевали парни. |
