Даже Дохлый ни разу не трахал Лиззи.
Странно, что Томми до сих пор ничего не сказал про «чёрный», хотя по всей комнате были разбросаны баяны, да и так было видно, какой я уторчанный. Обычно в таких ситуациях он превращается в плохую копию моей старушки, и начинается: ты гробишь себя/одумайся/ты сможешь прожить без этого мусора и прочая херота.
Но на сей раз он сказал:
– Зачем ты колешься, Марк?
В его голосе звучал неподдельный интерес.
Я пожал плечами. Мне не хотелось говорить об этом. Чувакам с докторскими степенями и университетскими дипломами платят большие деньги только за то, чтобы они подробно меня расспрашивали. Я сыт этим по горло. Но Томми настаивал.
– Расскажи мне, Марк. Мне надо знать.
И я подумал: если адвокаты и полицейские получают у меня разъяснения, то неужели мои самые близкие друзья, с которыми я постоянно общаюсь, не заслужили, чтобы я хотя бы попытался им это объяснить? У меня развязался язык. Когда я заговорил об этом, мне стало на удивление хорошо, спокойно и легко.
– Не знаю, Тэм, просто не знаю. «Чёрный» делает вещи как бы более реальными. Жизнь – скучная и бессмысленная штука. Всё начинается с возвышенных надежд, которые потом рушатся. Мы понимаем, что все мы умрём, так и не найдя ответа на самые главные вопросы. Мы развиваем все эти тягомотные идеи, которые просто по‑разному объясняют нашу реальную жизнь, но не дают нам никаких ценных знаний о великом, настоящем. По сути, мы проживаем короткую жизнь, полную разочарований, а потом умираем. Мы заполняем её всяким дерьмом – карьерой и браком, чтобы создать для себя иллюзию, будто в этом есть какой‑то смысл. Героин – честный наркотик, потому что он избавляет от иллюзий. Если тебе хорошо под героином, то ты кажешься себе бессмертным. А если тебе плохо, то ты с головой окунаешься в то дерьмо, которое и так тебя окружает. Это единственный по‑настоящему честный наркотик. Он не изменяет твоё сознание. Он просто доставляет тебе кайф и чувство благополучия. После этого ты видишь всю нищету мира без прикрас, и тебе больше не помогают никакие обезболивающие.
– Чушь, – сказал Томми. И добавил: – Полнейшая чушь.
Возможно, он прав. Если б он спросил меня на прошлой неделе, я бы, наверно, сказал ему что‑то прямо противоположное. И если б даже он спросил меня сегодня утром, я б тоже ответил по‑другому. Но в данный момент я носился с теорией о том, что «чёрный» делает своё дело, когда всё остальное кажется скучным и ненужным.
Моя беда в том, что, как только я чувствую возможность или вижу реальность получения того, чего я добивался, будь это девица, квартира, работа, образование, деньги и так далее, оно сразу становится для меня скучным и неинтересным и обесценивается в моих глазах. Но с «чёрным» всё по‑другому. С ним нельзя так просто расстаться. Он не отпустит тебя. Попытка разрешить проблему с «чёрным» – самая трудная задача. И это приносит невъебенное наслаждение.
– Это приносит невъебенное наслаждение.
Томми посмотрел на меня:
– Это доставляет кайф.
– Не еби мне мозги, Томми.
– Но ты же сказал, что это приносит наслаждение. Я просто хочу попробовать.
– Не надо. Послушайся моего совета, Томми, – но это ещё больше его раззадоривало.
– У меня есть бабло. Давай. Свари мне дозняк.
– Томми… не гони беса, чувак…
– Ну давай же! А ещё друг, бля. Свари мне дозняк. От одного укола мне ни хера не будет. Давай.
Я пожал плечами и сделал, как он просил. Хорошо почистил свою машину, сварил слабенький дозняк и помог ему ширнуться.
– Это охуительно, Марк… как на русских горках, бля… меня прёт, бля… прёт на всю катушку…
Я охуел от его реакции. |