Ясно. Хоть он и стал инкарнацией, но продолжал жить, словно обыкновенный смертный, а значит, подводить какие‑то итоги еще рано.

– А мой предшественник – куда он попал?

– В целом он выполнял свои обязанности добросовестно. Я уверен, что его душа сейчас там, где находят приют все порядочные и старательные – в Раю.

У Зейна отлегло от сердца.

– И если я буду работать добросовестно, смогу попасть на Небеса, когда придет время?

– Если оно вообще придет. Почему же нет? Поскольку, когда вы стали Танатосом, соотношение добра и зла в вас было равным, не так уж трудно изменить положение в свою пользу.

– Как вы узнали о состоянии моей души?

– Разве к вам не явилась Смерть?

Зейн рассмеялся:

– Знаете, мне почему‑то это раньше в голову не приходило! Действительно, моя судьба в загробном мире оставалась неясной, и когда я решил покончить счеты с жизнью, то стал клиентом вроде тех, которых обслуживаю сам. Сейчас лежал бы в гробу – если бы не увидел перед собой живой скелет. Нелепо!

– Необычная ситуация, – согласился Хронос. – И в то же время вполне нормальная для вашей работы. Каждый Танатос убивает своего предшественника, отягощая душу новым злом, однако откладывает собственную кончину на неопределенное время и получает возможность исправить ситуацию. Да, вам не позавидуешь. С таким порядком вступления в должность…

– А у вас иначе?

– Несомненно. У каждой инкарнации свои правила; где‑то они мягче, где‑то, как у вас, более жесткие. Но все мы сотрудничаем и с должным уважением относимся к обязанностям коллег. Я в долгу перед вашим предшественником, он в свое время оказал мне важную услугу. Очень жаль, что ему пришлось оставить службу. Теперь я постараюсь помочь новому Танатосу. Уверен, бедняга хотел этого.

– Разве он не ненавидит меня?

– На Небесах нет места ненависти.

– Но ведь я убил его!

– Вам предстоит испытать то же самое. Вы ненавидите своего будущего преемника?

– Да я его даже не знаю!

– Он тоже не знал вас. Иначе принял бы меры предосторожности.

Зейн решил сменить тему.

– Я только что забрал душу младенца. Она вся серая, ни единого светлого участка. Не понимаю, откуда там столько греха, почему зло распределилось равномерно. Что с ним делать, тоже неясно. Вы мне можете что‑то подсказать?

– Да, конечно. Ребенок, вероятно, печальный результат кровосмешения или изнасилования, поэтому несет на себе печать особо тяжкого первородного греха. Такие дети не начинают жизнь с чистого листа.

– Первородный грех! – воскликнул Зейн. – А я‑то думал, что от этой доктрины давно отказались!

– Увы, нет. Возможно, она не имеет силы в нехристианских областях мира, но здесь, несомненно, действует. Вера – одна из основ человеческого существования, а понятие греха – важная часть религии, поэтому он передается из поколения в поколение.

– Это несправедливо! – воскликнул Зейн. – У ребенка нет свободной воли, тем более если он еще не появился на свет. Он не может выбирать, как произойдет зачатие.

– К несчастью, вы не творец, а всего лишь составная часть системы. У всех нас есть свои возражения по поводу отдельных аспектов, однако наше влияние весьма ограничено.

– Но куда отправить душу ребенка? Я не знаю, как добраться до Чистилища, если, конечно, подобными случаями занимаются именно там.

Хронос рассмеялся:

– Разумеется, там, а добраться до него проще простого.