И не умерло ни в первый день, ни во второй, что мастер не мог не почувствовать. Почему не добил? Боялся ли отката? Или… тоже прошедший через войну, он просто устал убивать? И подумал, что…
…гарант.
…мир иной тем и хорош, что способен поглотить темную силу без остатка, стало быть… да, Евгения Холмогорова-Ильичевская может думать, что это она столь умна, что нашла выход. Но дело в ее отце.
Он призвал тварь.
Он заарканил ее проклятьем, привязав к миру, посадив на поводок.
Отсюда и жертвы. Твари было мало проклятья, но она не позволяла ему развиваться, принимая избыток тьмы на себя. Поэтому проклятье и уснуло. И спало, позволив Анне вырасти. И что изменилось? Тот ли целитель, который самонадеянно плеснул света во тьму виноват? Или… старик просчитался?
Твари опасны.
И она нашла способ сменить хозяина? Одно дело сидеть на цепи у опытного мастера, и совсем другое – говорить с обиженной женщиной, которой есть, что пообещать.
Как бы то ни было…
…ее необходимо изгнать.
Вот только…
Ритуал?
Нет. Эту тварь не оглушить заклятьем. И ждать, пока на полу появится круг, она не станет. Хотя… возможно, интереса ради она позволит Глебу начать. Но здесь, в месте смешения миров, ритуалы не имеют особой силы.
А что имеет?
– Ты знаешь, – сказала она, улыбаясь. – Ты знаешь… здесь ты ничего не способен сделать. А вот если позволишь мне выбраться…
Княгиня все еще улыбалась.
И что она видела?
– Так ли это важно? – тварь умела говорить даже с теми, кто молчал. – Но… если тебе интересно, почему бы и нет… она счастлива. Здесь и сейчас. Она молода. Любима. И любит. У нее чудесный муж, который не чает души в ней и ее детях. На редкость унылые мечты. Но с женщинами такое часто случается. Они слишком тупы и ограничены, чтобы желать большего, нежели заложено природой. Поэтому, поверь, мир не потеряет, если одной сучкой станет меньше.
– Нет.
– Подумай… здесь и сейчас вы все в моей власти. Я могу забрать ее жизнь. Или вот… его…
Император покачнулся, схватившись за сердце.
– Я могу выпить его душу до капли, благо, чувства вины в нем хватит, чтобы утолить мою жажду. А потом закушу этой нелепой девочкой, которая настолько пропиталась проклятьем, что устоять перед нею почти невозможно…
Глеб положил обе руки на плечи Анны.
Он ее не отдаст.
– Потом я съем и это ничтожество… – тварь прикоснулась к Олегу и тот, будто разбуженный этим прикосновением, встрепенулся и ответил:
– Нет.
– Может, и нет. Может, мы с тобой договоримся. Ты впустишь меня, а взамен я дам тебе то, в чем тебе все отказывали. Силу. Храбрость. Мы сделаем так, что никто не догадается. Я спрячусь. Усну. На время… и ни один мастер…
– Нет, – Олег тряхнул головой и вскинул скрипку, которая обрела плоть. – Хватит с меня! Я больше не могу слушать это! Я…
– Хочешь расскажу, как она умирала? – тварь подобралась еще на шаг.
– Глеб… – шепотом сказала Анна.
Тьма от тьмы.
Плоть от плоти… она знает свои творенья, она единственная властна над ними. И Глеб почувствовал, как тьма наваливается, пронизывает его тело, будто желая разодрать на клочья. Он впустил ее.
И покорился.
Признал свою слабость. Он услышал голоса, сонмы голосов, сводящих с ума. И оглох от них. А оглохнув, собрал тьму, чтобы создать копье. Призрачное, оно легло в ладонь.
И слетело.
Пронзило тварь, заставив ее захлебнуться словом.
– Даже так? Ты все же решился? Мальчиш-ш-шка… – тварь зашипела, а княгиня вдруг закричала, громко и надрывно, и тонкий голос ее забился птицей в комнате, разбивая зыбкие окна, а с ними и границу мира. |