— А вы любили когда-нибудь… по-настоящему?

— Да. У меня была…

— Кто же она?

— Дочь преуспевающего врача. Валентина Даль. Мы любили друг друга беззаветно, преданно. Но жизнь разбросала нас в разные стороны. Она была профессиональным революционером. Я тогда им еще не был, уж так получилось, что мои друзья, моя любимая… я попал вместе с ними. При обыске у меня нашли литературу, которую друзья просили сохранить всего два дня… В общем, я получил ссылку в Якутск. Валентина — тюремное заключение. Я бежал на Чукотку, где пристал к геологической экспедиции. Ее освободила революция. В 1920 году она была расстреляна белогвардейцами в сельской тюрьме… Я ее не забывал никогда.

Вот об этом Филиппе Мальшете я написала новеллу. К его духовному облику я добавила кое-что от Сергея, кое-что от самой себя.

Сергею новелла очень понравилась.

— Ты будешь большим писателем, — сказал он, — я верю в тебя, у тебя же литературный талант, Валя. Работай, пиши. А этот рассказ надо отпечатать на машинке, я попрошу нашу машинистку, очень славная женщина.

Через два дня он привес рассказ, напечатанный на машинке.

— Филиппу дадим прочесть? — спросил он.

— А если он узнает себя?.. Я даже имя не изменяла.

— Прости, Валя, но там лишь его имя. Это отнюдь не Филипп, так что не бойся. Он поймет, что ты таким его видишь, и улыбнется. Но в общем ему будет приятно. Доставь ему эту радость.

— Хорошо, пусть читает.

— В какой журнал думаешь послать?

— Ни в какой: рано мне еще печататься. Я еще только будущий писатель.

— Может, это и правильно — до тридцати лет не напечатать ни одного рассказа и с первым рассказом в печати явиться вполне зрелым писателем. Как Мопассан.

В ближайшие дни мы с ним поехали на наш прииск, расположенный по берегу Алдана. Осмотрели комнатку, которую ему предоставили. Она освобождалась через полтора месяца. Тот, кто ее занимал до этого, уезжал на родину, под Киев. Он накормил нас вкусными щами, как потом оказалось, из медвежатины.

В ожидании машины мы еще долго бродили по берегу замерзшего Алдана, держась за руки, как дети.

Я была так счастлива. Безмерно счастлива! И все же какая-то неясная тревога томила меня, предчувствие какой-то беды.

А, попросту говоря, я боялась потерять Сергея.

Все так же шли по шоссе колонны русских крестьян — измученные, обмороженные, с детьми и стариками. Отец говорил, что их гнали в глубь тайги и оставляли там на поселение. Пилы, топоры, палатки — вот всё, с чем они начинали новую жизнь.

Разбивали при морозе сорок градусов палатки и спиливали деревья, выкорчевывали пни — готовили поле для посева…

В живых оставались немногие.

Если бы даже это были кулаки (отец говорил, что большинство из них самые обыкновенные крестьяне-середняки и даже… бедняки, с которыми сводили счеты)… — кто бы они ни были, поступать так с ними было жестоко. Очень жестоко!

Не знали мы, что готовит нам судьба… В Незаметном было совершено преступление. В госбанке работала довольно красивая женщина Анна Ивановна, жена заместителя Белого, у них был прелестный сынишка лет семи — Миша.

И вот этот Мишенька пропал. Начались поиски. Дорожные рабочие показали, что видели Мишеньку, его вел за руку к лесу Махарадзе. Однако вечером вернулся из лесу один…

Махарадзе не отрицал, что гулял с мальчиком (он бывал в доме Анны Ивановны, и многие даже считали — был влюблен в нее), но он гулял с ним не более получаса и проводил мальчика до дома.

Сначала ему поверили, но мальчика нигде не было.