В толпе гостей, занятых разговорами и сплетнями, Марк Стэнтон, бывший на голову выше всех присутствующих, выделявшийся ненапудренными волосами и коричневым загаром, казался гигантом среди карликов.

Корделия старалась не замечать его, но тем не менее постоянно наталкивалась на кузена взглядом, разглядывая гостей посла.

Марк Стэнтон, хорошо знавший неаполитанцев, с уважением относился к свойственной им гордости, патриотизму, утонченности и воспитанности.

Среди них было много блестящих философов, ученых и писателей, испытывавших вражду к безрассудной и бессердечной тирании, господствовавшей в их стране.

Они ненавидели династию Бурбонов, властвовавшую в королевстве, королеву-австриячку, бесцеремонно вмешивавшуюся во все дела королевства и содержавшую свою тайную полицию, но больше всего презирали своего короля — ленивого и недалекого человека.

«Эти люди, — размышлял Стэнтон, бродя между гостей, — с радостью приветствуют вторжение французов, а если дело дойдет до войны, то не окажут почти никакого сопротивления Наполеону».

Поскольку он часто бывал в Неаполе, то знал, что единственной противницей замыслов французов была королева Мария-Каролина.

После того как ее сестру Марию-Антуанетту обезглавили в Париже, она люто, почти патологически ненавидела французов.

Ее ближайшей подругой, доверенным лицом и советчицей была жена британского посла прекрасная Эмма Гамильтон, которая из-за своего низкого происхождения не имела в Англии никакого влияния и считалась особой, недостойной тех высот, куда ее вознес любящий муж.

Марк Стэнтон не забыл, какой страх обуял население Неаполя, когда французский флот под командованием адмирала Ла Туша подошел к городу, направив все пушки на столицу королевства.

Королю Фердинанду был дан всего один час на размышления, и от его решения зависело, откроют ли французы огонь или нет.

Не отважившись оказать сопротивление, слабовольный король принял условия унизительного для королевства соглашения, которое он подписал в дворцовом кабинете, чьи стены были украшены живописью лучших художников Италии. Но когда огромные корабли французов медленно выходили из Неаполитанского залива, многие жители столицы с сожалением наблюдали за удалявшимися в море трехцветными флагами.

«Остается понаблюдать, — подумал Марк Стэнтон, — что произойдет, если английский флот подойдет к Мальте».

Хватит ли у королевы Марии-Каролины и леди Гамильтон сил бросить вызов неаполитанскому королю и поставить провиант на британские суда?

Однако по лицу Стэнтона нельзя было прочесть, о чем он размышлял, фланируя между гостями и улыбаясь красивым женщинам, пытавшимся кокетством привлечь его внимание, и уважительно раскланиваясь с государственными деятелями Неаполя, смотревшими на него не иначе как на отважного корсара.

Было уже поздно, когда Марк Стэнтон заметил отсутствие среди гостей Корделии и подумал, что она, вероятно, из-за духоты в салоне вышла в сад.

На террасе девушки не оказалось, и он не спеша направился по аллеям, обсаженным благоухающими апельсиновыми, лимонными и гранатовыми деревьями, наблюдая за пляшущими между цветов огоньками светлячков и за фонарями лодок, скользивших по тихим водам залива.

Неожиданно ему страстно захотелось покинуть пышный прием и оказаться на многолюдной набережной гавани, где рыбаки, одетые в короткие штаны, красные куртки и черные колпаки и непременно с золотой серьгой в ухе, проводят свободное время, сидя за стаканом вина и болтая о житейских делах.

Там звучали громкие голоса, раздавались мелодичные грустные песни, а в каждом укромном углу обнимались влюбленные парочки. Там кипела настоящая жизнь В эту минуту Марк Стэнтон предпочел бы оказаться среди простого люда, чем среди надушенных и разряженных гостей британского посла.

Марк знал, что для большинства из них он — враг, представитель страны, противостоявшей Бонапарту, которому не терпелось увидеть всю Европу у своих ног.