Магрит укоризненно насупилась:

– Именно из‑за этого я и отказала кузену Ксо.

Кузену? Ах, да: он же признавался ей в любви…

– Из‑за чего?

– Из‑за манеры так выражаться!

– О, значит ли это, что мы бы с ним отлично спелись? – я не удержался от заманчивой мысли.

– Надеюсь, этого не произойдёт! – совершенно искренне возразила сестра.

– Почему же?

– Если два невыносимых существа найдут общий язык, невыносимой станет жизнь всех остальных, – Магрит улыбнулась, и сразу стало ясно: ей подобная перспектива кажется чрезвычайно любопытной. По крайней мере, для того, чтобы воплотить в жизнь: играть на чужих нервах – излюбленное занятие в Домах. А уж если сестра поставила меня на один «горизонт» с кузеном Ксо… Обязательно надо попробовать. Вот только время выберу… А сейчас мне нужно знать совсем другое.

– Она всё же рассказала Вам? – настаиваю на прямом ответе.

– Разумеется, – кивнула сестра. – В любом случае, Лэни трудно было бы утаить случившееся от своей половинки по cy’rihn. Слишком сильный всплеск эмоций.

– Всплеск? Эмоций? – я оторопел. – Да, она показалась мне немного растерянной, но… Не более горячей, чем обычно.

– Ты удивительно ненаблюдателен! – Магрит покачала головой. – Довёл бедную женщину до слёз…

– До каких слёз?! – мой крик разрезал застывшую гладь холодного воздуха, и сестра сморщилась:

– Не ори. Я не глухая… До самых обычных слёз.

– Да это она… – договорить мне не позволили. Острый вишнёвый ноготок воткнулся в мою грудь:

– От твоих выходок можно не только расплакаться, но и сойти с ума! Что ты делал?

– А что? – непонимающе поднимаю брови.

– ПРОСИЛ!

– Что в этом странного?

– Ты понимаешь, что самим фактом просьбы поставил её на один уровень иерархии с собой?

– Ну… – такая трактовка собственного поступка не приходила мне в голову.

А ведь Магрит права: даже «разделив жизнь», Лэни осталась частью Внешнего Круга Стражи, частью прислуги. Обладающей исключительными правами, могущей при случае возразить господам, но – прислуги. Так заведено издревле. Так сотканы Гобелены Крови . Ничего нельзя изменить. Ничего не нужно менять. Да, я поступил непростительно глупо… Даже хуже: то, что совершил без всякой задней мысли, было (да и не могло не быть!) воспринято, как утончённая издёвка. Неудивительно, что Лэни рыдала – я унизил и оскорбил её, предлагая выполнить мою ПРОСЬБУ… Оскорбил сильнее, чем мог бы мечтать. Обвинил в том, что она не справляется со своими обязанностями, и предложил исполнить свою роль. Роль господина…

Я по‑детски спрятал лицо в ладонях. Вот теперь мне стыдно, и ещё как.

А Магрит продолжала, каждым словом загоняя иглы под ногти моей совести:

– А потом закрылся Вуалью , намекнув, что она не в состоянии сама справиться с болью! Элрон будет рыдать и биться в истерике, узнав, какое чудовищное оскорбление ты нанёс Смотрительнице: ему до таких высот расти и расти!…

Дожил: меня сравнили с другим кузеном – самым ехидным из мерзавцев и самым смертоносным из домашних остроумцев. Лестно, ничего не скажешь. Проще было произнести всего два слова: «Ты – сволочь». Коротко и доходчиво. И возразить нечего: сначала унизил, показав, что Лэни не достойна повелевать (как будто она претендовала на власть?!), потом указал на слабость и невыдержанность, что для воина – хуже смертного приговора…

– Мне пришлось бросать все дела и мчаться, сломя голову, чтобы найти забившуюся в угол и дрожащую, как щенок, волчицу…

– Вы же сказали, что она плакала? – сквозь пальцы напомнил ваш покорный слуга, потому что слабо представлял себе слёзы на волчьей морде.