Его тело сотрясалось от беззвучного смеха. Наблюдавшие за этой сценой со стороны могли подумать, что он просто приветствует гостью с юга. Затем он заговорил опять, но так тихо, что его голос, заглушаемый стуком лошадиных копыт, мычанием животных, скрипом кожи, был слышен только ей.

— Может быть, вы и не застряли в стоящем поезде. Но с вашей склонностью к прогулкам в неурочное время, с вашими представлениями о том, что вы имеете право делать, что хотите и когда хотите — разве это не ваши слова — вы можете доставить массу неприятностей множеству людей.

— Не бойтесь, вы не окажетесь одним из них, мистер Кортни. Старайтесь меньше попадаться мне на глаза. А я буду делать то же самое.

— Ну, разумеется, разумеется. Просто я не хочу, чтобы меня вытаскивали из дома разыскивать вас, вот и все! Так что будьте добры, послушайтесь доброго совета.

— Мне не нужны ваши советы. И я не такая уж дура, как вам кажется. И еще, — она бросила неприязненный взгляд на сидящую перед ней в седле фигуру, — не знаю, что вы думаете обо мне, однако я уж точно не скажу вам, что думаю о вас!

Не давая ему ответить, она пришпорила свою лошадь и, резко повернувшись, чуть не врезалась в темнокожего всадника, который, объехав стадо, приблизился к ним.

Он улыбнулся и приветственно взмахнул рукой, но она пролетела мимо него, злясь на человека, смеявшегося ей вслед.

Неожиданно мысль о том, как она будет выглядеть в глазах этого темнокожего человека, этого полукровки, заставила ее осадить лошадь. Улыбка осветила ее лицо, сделав его необыкновенно привлекательным.

— Привет, меня зовут Виктория, — сказала она.

Он ответил медленно и вежливо:

— Я знаю. А меня — Шад.

Виктория неожиданно засмеялась:

— Да, я тоже знаю.

Он был не такой смуглый, как Джек. Лицо его было скорее шоколадного цвета, а волосы под сдвинутой на затылок шляпой слиплись от пота после тяжелой дороги. Он еще раз взмахнул рукой и последовал за своим спутником, и вскоре они умчались резвым галопом.

Внимание Виктории было отвлечено от двух всадников. Джефф и Питер подгоняли стадо с двух сторон, покрикивая на животных, собаки не давали коровам отбиться, а погонщики на своих лошадях заставляли животных держаться кучно.

3

Солнце продолжало заливать землю своими раскаленными лучами, коровы мычали, а Виктория, сидя верхом, думала об этих двоих, сравнивая их между собой. Казалось, что от одного исходит доброта, а от другого — жестокость и высокомерие. Да, высокомерный и жестокий, и что, собственно, делал Скотт Кортни за тысячи миль от дома в ту ночь? Наверное, в этом была замешана какая-то женщина, хотя ее, Викторию, это не касается. Единственное, о чем она мечтала сейчас, — это о прохладной ванне.

Позже, дома, вымыв волосы и накрутив их на старомодные бигуди, которые отыскала для нее миссис Лис, потому что здесь нельзя было пользоваться феном, Виктория лежала в полотняном шезлонге на солнце.

Полузакрыв глаза от слепящего солнца, она даже сквозь закрытые веки все еще видела качающуюся в седле фигуру. Пропыленный, пропотевший, в мятой после нескольких часов верховой езды одежде, он все равно умудрялся сохранять этот самоуверенный, даже надменный вид. Как ему это удавалось?

Да, в нем было что-то такое, что создавало определенную атмосферу вокруг него. Виктория сжала губы, вспомнив его беззвучный смех, который сотрясал его после разговора с ней. Он, очевидно, считал, что может говорить и делать что угодно и по отношению к кому угодно.

«Ладно, — подумала она, — на таких просторах маловероятно, что мы будем часто сталкиваться лоб в лоб.