Изменить размер шрифта - +

— А что я говорю? Что я говорю, то Марка делает! — огрызнулась младшая сестрица. — Ладно тебе, мам, можно подумать, никто не знает, чем по ночам занимаются взрослые девочки! Только я, правда, думала, что Марка на работе, она же из офиса факс прислала — ту чушь про птичий праздник.

— Даша, я не понимаю, о чем ты? — Голоса в трубке слились в фоновый шум.

Я выключила телефон и задумчиво посмотрела на него. В наружно и внутренне беспорядочной голове заворочалась какая-то мысль, но шум шагов в коридоре ее спугнул.

— А вот и мы! — распахнув дверь, торжественно возвестил капитан Кулебякин.

На его согнутом локотке покоился здоровенный, с доброе полено, цветочный букет. Совершенно ужасающий пук не то ромашек, не то маргариток очень странного сине-сиреневого цвета с бледно-зелеными серединками. Цветы-мутанты были завернуты в папирус с резным краем и отдаленно походили на младенца (явно не человеческого) в кружевах. Это с натяжкой оправдывало употребленное Денисом местоимение «мы».

— Привет, — сказала я, с трудом удержавшись, чтобы не сделать козу рогатую дюжему фиолетовому «младенцу». — Какая га… Гм… прелесть! Это как называется?

— Это цветы, — важно ответил Денис. — Ну, что, погнали?

И мы погнали. Поправили мою голову (ну, ладно, только прическу!) в первой попавшейся парикмахерской, приехали к Барабанову, осчастливили его суженую нечеловеческим букетом и внесли свой неоценимый вклад в общее веселье.

 

2 апреля

 

Домой я попала далеко за полночь, но все равно на несколько минут опередила Зяму. Мой беспутный братец ввалился в квартиру, когда я меткими пинками загнала под обувницу в прихожей смертельно измучившие меня туфли и с наслаждением утвердила горящие ступни на холодной плитке пола.

Братец косо посмотрел на меня и желчно молвил:

— Стоишь?

— Стою, — согласилась я, с интересом ожидая продолжения.

— Хорошо тебе! — сказал Зяма и привалился к стеночке.

— Ты что, напился? — удивилась я.

К числу любимых грехов моего беспутного братца пристрастие к спиртному не относится. Не буду врать: пару раз мне случалось видеть его изрядно поддатым, но на то обязательно имелся самый серьезный повод.

— Нет, просто на ногах не держусь, — ответил Зяма и сполз по стеночке на пол.

При этом штанины его задрались и стали видны щиколотки, густо испачканные черным и красным. В первый момент я подумала, что братишка напялил какие-то необыкновенные дизайнерские носки — Зяма любит одеваться как гламурное чучело. Но тут прямо на моих глазах светлый фрагмент на узорчатом носке окрасился красным, и я с ужасом поняла, что у братишки изранены ноги.

— Зямка! — Я взвизгнула и бухнулась на четвереньки, точно Мария Магдалина перед снятым с креста Иисусом. — Что с ногами?!

— Тихо, не ори! — Мученик поморщился и прикрыл глаза. — Разбудишь мамулю.

Я послушно заткнулась. Мамулечка наша, даром что сочинительница кошмаров, в реальной жизни жуткая неженка. При виде крови она может рухнуть в обморок, а перед этим еще огласит окрестности воплем — куда там иерихонским трубам!

— Дети? Что случилось? — Сонно моргая, в прихожую выглянул папуля.

Взлохмаченные вихры образовали вокруг его плеши забавные рожки, однако голос у нашего родителя был командирский, и я отрапортовала как дисциплинированный боец:

— У Зямы ноги!

— У Зямы всегда ноги, — буркнул братец, пытаясь натянуть подскочившие штанины до пяток.

— Так, — папуля выдвинулся в прихожую, плотно закрыл за собой дверь, вынул из кармана халата очки, надел их, посмотрел сверху вниз и снова повторил:

— Так.

Быстрый переход