15 августа 1946 года.

Южно‑Американская Федерация, Рио‑де‑Жанейро.

Генерал Альверде задумчиво рассматривал собравшуюся в порту толпу. Количество людей было просто огромно ‑ казалось, что весь город отправился к берегу на встречу с возвращающимися из Азии войсками.

Из‑за шума заготовленная речь так и норовила исчезнуть из головы президента, заставляя его вновь и вновь пробегать глазами по листку с основными тезисами.

Но, помимо гомона толпы, была еще одна причина, отвлекающая харизматичного лидера Федерации ‑ шестое чувство и пятая точка одновременно чувствовали сгущающиеся над планетой свинцовые тучи очередного шторма войны. Еще недавно средний фон англо‑американских газет, где встречались как положительные статьи о Советском Союзе, так и отрицательные постоянно темнел. А после речи Черчилля в Гарварде, являвшейся почти точной копией Фултонской (с поправками на изменение обстановки, конечно, но все же), эти изменения стали нарастать как снежный ком, превращая серые полутона в откровенно черные.

И это пугало, поскольку начинало казаться, что война уже на пороге. И будет не через год, а вот‑вот, буквально сейчас. Что, конечно же, устраивать ЮАФ не могло.

Если честно, то Альверде вообще бы отказался от войны и попытался бы отсидеться в сторонке. Но это с некоторых пор невозможно. Вступления в очередную бойню потребуют обе стороны. И обе не потерпят отказа.

‑ Жозе, ‑ голос друга отвлек президента от мрачных мыслей, вернув в реальность, ‑ по‑моему, тебе пора, ‑ и Гаспар указал на выстроившихся на пирсе солдат прибывшей с далеких берегов Окинавы 7‑ой Гвардейской Бронетанковой дивизии.

Благодарно кивнув своему вице‑президенту, генерал одернул китель и, поправив берет, широкими шагами вышел на трибуну.

Толпа, увидев своего кумира, взвыла от восторга.

Дождавшись, пока страсти несколько утихнут, Альверде улыбнулся и громко сказал:

‑ Мои дорогие сограждане! Друзья! Я рад видеть вас всех здесь, сегодня, в этот прекрасный день! ‑ простые слова вызвали очередной всплеск народной радости.

‑ Но мы собрались чествовать не меня. Мы собрались, чтобы отдать дань уважения героям, вернувшимся с битвы за свободу. Храбрым воинам, сражавшимся вдали от дома за мир. Бившихся за него с отвагой и мужеством, достойным величайших! ‑ развернувшись, генерал указал на ровный строй солдат и офицеров.

‑ И я хочу сказать, что наш народ всегда будет готов постоять за себя и за мир! Потому что достоин этого! Ура героям!

‑ Уррраааа!! ‑ рев толпы, ее энтузиазм и энергия били через край.

Альверде простер над людьми руки, словно волшебник добившись тишины.

‑ А теперь я хочу, чтобы мы все вспомнили о тех тысячах борцов, которым уже не суждено вернуться домой к своим женам и невестам, детям и родителям. О тех, что пали на полях сражений, защищая свои дома, ‑ тишина, воцарившаяся на площади, казалась еще более торжественной в сравнении с тем шумом, что был здесь же еще пару минут назад.

‑ И в память о погибших в боях за правое дело соотечественниках мы должны немножко помолчать, ‑ и отец наций Южно‑Американской Федерации склонил голову, предварительно сняв берет театральным жестом.

Гаспар, наблюдавший за речью друга, едва не захлопал. «Нет, Жозе и в юности умел поговорить, но так…Мой дорогой друг растет над собой. Как сказал бы Станиславский ‑ верю. Полностью и безоговорочно верю».

Тем не менее, речь друга не спасала от тягостных раздумий. Щелканье метронома, отсчитывавшего минуту тишины, навевало не самые приятные мысли, словно символ последних уходящих секунд относительного спокойствия. Бразильскому министру обороны с каждым днем становилось все страшнее ‑ ибо не увидеть приближающийся шторм мог только совсем ничего не понимающий в политике человек.

И, как назло, прибытие последних тридцати тысяч солдат из Японии вновь откладывалось, на сей раз на неделю.