Павлик пригласил к себе на уик–энд друзей–милиционеров из райотдела. И, по факту возникновения в Адамовском районе маньяка, было возбУждено уголовное дело.

Поскольку периодически в посёлке продолжали резать баранов, свиней, быков и прочую живность, то история с Адамовским маньяком приобретала всё более жуткие очертания. Параллельно росло моё мастерство, как оператора. Однажды я исхитрился так отснять убиение курицы, что вместо ассистентки ко мне приехала сама Елена Дмитриевна, руководитель новостной программы. Она лично сообщила мне о том, что рейтинг моих сюжетов достиг рекордных показателей, меня дают сразу после блока информации о Президенте. Мне пришлось на несколько дней приостановить съёмки, устроить небольшие каникулы, потому что Елена Дмитриевна хотела со мной наедине подрепетировать технику стендапа и вообще поработать над моим имиджем. Она привезла с собой несколько джинсовых костюмов, кроссовки, туфли, носки и, зачем–то — трусы. Хотя, у меня ещё не кончились те, которые мне передавала мама.

Елена Дмитриевна (ах! Эта Елена Дмитриевна!) плотно со мной поработала. Распространяться об этом я не буду, так как при этом могут быть затронуты вопросы профессиональной этики. Скажу только, что краткосрочные курсы повышения квалификации сделали своё дело: я похудел, поднаторел в современном телевизионном сленге, хотя, на фиг он тут, в Слюдяном, был мне нужен.

После визита Елены Дмитриевны я усвоил главное: нельзя останавливаться. Телевидение — это постоянное движение вперёд. Да… Елена Дмитриевна… Как она держит шею! Талию!

Да, как ни крути, а части женского тела могут заметно оживить мои сюжеты об ужасном маньяке.

— Наконец то! — сказал Павлик. Наконец–то ты угадал, почувствовал направление, в котором тебе надо работать! Не совсем уж ты и «Москвич» А уже почти «Жигули». Ноль первый.

И он прислал ко мне двух слюдянских девчонок, Люсю и Алмагуль, с которыми предварительно поговорил. И сказал: — Делай с ними, Саша, что хочешь, только не убивай по–настоящему.

Сельские красули вырядились так, будто их прямо сейчас повезут на заграничную панель: губы у одной накрашены жёлтым у другой фиолетовым. Волосы а-ля — «шестой элемент». Юбки короткие настолько, чтобы сверху было видно, какая на трусиках резиночка, а снизу — что они, трусики, в принципе, есть. Груди — поверх лифчиков.

Мне почему–то убить их захотелось сразу. Обеих. Но работа — прежде всего.

Мы поехали на место съёмок. Там ребята из моей съёмочной группы уже свежевали свинью. Кровь — отдельно, кишки отдельно. Поскольку Люся с Алмагулькой были уже практически раздеты, рвать на них платья не пришлось. Ребята изваляли девочек в потрохах, облили кровью. С полчаса над ними пришлось повозиться гримёру. Съёмки сюжетов на первую полосу Оренбургского телевидения стали приобретать всё более затратный характер.

Потом я взял камеру…

После съёмок, Люся и Алмагулька вылезли из зловонной грязи и стали ходить за мной следом и строить глазки. Я думал, что они там, среди потрохов, сдурели, попросил ребят налить девочкам водки. От водки они не отказались, но ходить за мной, воняя, стали ещё с большим усердием. Я их спросил: — А что? — Павлик, Павел Павлович, с вами рассчитался? — Да, — ответили красотки. Но он говорил, что мы с вами должны работать, а вы от нас убегаете… Алмагулька сверху вниз провела руками по ослизлым бёдрам, качнула ими туда–сюда и, многозначительно на меня взглянув, медленно облизала фиолетовые губы. Люся, глядя на меня исподлобья, и улыбаясь, по её понятиям, обольстительно, подразнила пальчиками свои голые мокрые соски.