А Горбачевскому я как–то позвонил и сказал: — Приходи в парк Пушкина. Ночью, часам к одиннадцати. Есть дело.

Была зима. Самые морозы. Ночь. Полнолуние января. Я потеплее оделся, запрыгнул в скрипучий дырявый автобус и поехал на встречу. С собой я захватил бутылку водки, два солёных огурца и два гранёных стакана.

Я давно хотел выпить ночью на улице стакан водки. Закусить солёным огурцом. Чтобы обязательно зимой, в мороз. При свете полной луны.

Горбачевский моему звонку не удивился и лишних вопросов не задавал. Явился, как штык. Как всегда, элегантный. В длинном приталенном пальто. Большой шапке. В высоких, рыжим мехом наружу, сапогах. Пошли в скверик, стали позади бюстика красному аскеру Джангильдину. Был в гражданскую войну такой герой, который для большевиков хорошо проредил коренное население.

К Пушкину не пошли — там светили фонари, а нам была нужна луна.

Повозились с пробкой. Не всякую бутылку при социализме легко было открыть.

Вот… Наконец… Чуть звякнуло горлышко о стакан, Забулькала водка.

Ещё стакан.

Наконец–то! Вот оно — зачем мы здесь!..

Я поднял стакан так, чтобы голубой луч луны попал внутрь стакана. В его гранях он сделался кристально хрупким, завспыхивал, заискрил иглами–бликами от живого волнения водки.

Горбачевский сделал то же самое. — О — о — о!.. — Вырвалось у него.

Конечно!.. Это тебе не канапе на палочке…

Я опустил стакан:

— Ну, что? За нас? За мужиков?

— А то!

Звякнули стаканы — чокнулись.

Холодную водку выпили разом, до дна, крупными глотками. Огурцы были наготове. Похрустывая, мы ими закусили. Огурцы тоже холодные. Солёные. Всё — в самый раз.

Горбачевский выкурил сигарету. Я не курю — постоял рядом просто так.

— Ну, что, до завтра?

— Ну, да, пока.

Сверху, с горы, к парку имени Пушкина, громыхая, подъезжал пустой дырявый автобус. Я очень легко запрыгнул в раскрывшиеся двери. И даже сел у окошка на ледяное сиденье.

Домой шёл не торопясь. Среди сонных пятиэтажных улиц громко скрипел под ногами замороженный снег. Воздух пахнул яблоками.

Внутри груди ровно горело пламя выпитой водки.

И среди притихших звёзд, близко, почти рядом, плыла надо мной яркая, полная луна…

НИКОЛА И МАЗАРИНИ

Если вас спросить, какие юноши нравятся девушкам, вы, наверное, нагородите всяческой ерунды. Вы первым делом назовёте внешность, потом материальный и образовательный уровень кандидата в партнёры, ну и, может, ещё кое–что из традиционных и старых, как мир, чаяний каждой женщины: чтобы «не пил», «не бил», «не гулял».

Чаще всего, женщинам нужны отпетые негодяи. Иначе, куда же им расходовать огромный запас жалости и потребности жертвовать своей молодостью, добрым именем и всем, что попадётся под руку?

У меня были два приятеля Никола и Мазарини. Я хочу рассказать вам о них и, думаю, кое с чем из того, что я уже сказал выше, вам придётся согласиться.

Когда Мазарини спрашивали, откуда у него такое иностранное имя, он обычно объяснял так: папа поэт, а мама — артистка. Поэтому у них в семье всё навыворот. Кот Пётр, а вот он, Мазарини — Мазарини. Никола по этому поводу плоско шутил, что, дескать, тухлые интеллигенты всегда дают своим детям собачьи имена.