Дед закрыл блокнот и присел на кровати у моих ног. Кровать скрипнула под его весом.

— Везет тебе, как утопленнику, Кейд.

Я стал всхлипывать.

— Знаю. Боже. Знаю. Я видел... видел, как он умирает. Как мама. Он... он сказал, что умер вместе с мамой, что просто догонял ее.

— Дерьмо, — дед потер лицо, вытер уголок глаза.

— У нас с твоим отцом были свои разногласия, но... он все-таки был моим сыном. И я любил его. Знаешь, гордился им. Не думаю... не думаю, что я говорил ему, но гордился. Он сделал себя сам, пошел своим путем, делал то, что хотел. Сделал, черт побери, себя сам.

— А что теперь? — прошептал я.

Дед снова потер лицо, тяжело вздохнул и выдохнул, его щирокие сильные плечи напряглись и снова расслабились.

— Не знаю, Кейд. Не знаю. Просто живи, один день за другим. Думаю, все, что ты можешь сделать.

Жить один день за другим. Я даже не знал, как это сделать. Дед встал и похлопал меня по плечу.

— Отдыхай, Кейд. Я со всем разберусь.

Отдыхать? И что делать? Я даже не знал, что должен был делать. Я был пуст и хотел просто заснуть и не просыпаться. Но глаза у меня были открыты, и я знал, что засну не скоро.

Кончилось тем, что я сел за стол и стал рисовать. Я даже не знаю, что рисовал. Только солнечный свет струился в окно, то разгорался, то слабел, пока мимо меня протекал день. Помню линии, дуги и завихрения — выражения печали внутри меня. Помню темные тени, которые ничто не отбрасывало. Помню черного ворона, контрастом выделяющегося на белом листе бумаги. Ворон был нарисован в профиль, крылья его были сложены, глаза-бусинки блестели, в них отражалось что-то скрытое. С клюва ворона свешивалась цепочка часов, стрелки остановились на 18:35.

Потом был линованный лист бумаги в левом углу стола.

* * *

* * *

Я подписал и запечатал письмо, а потом отослал, не думая о последствиях. Мне было все равно. Если она хотела ходить на свидания с чертовым Билли Харпером, я не против. Почему это должно меня волновать?

Я был еще на одних похоронах. Был одет в черное, и глаза промокли от слез, которые так и не лились. В тот день шел дождь. Достаточно подходящая погода, на мой вкус. Теплый дождь стучал по тенту, пока гроб из темного дерева опускали вниз. Рука деда у меня на плече.

Вайоминг стал для меня домом. Я получил наследство от деда, сбережения плюс страховка жизни. Достаточно, чтобы какое-то время прилично жить. Достаточно, чтобы заплатить за колледж, если бы я захотел поступить. Хотя я не хотел денег. Я ходил в школу в Каспере, работал на ранчо и даже не пытался с кем-нибудь встречаться или завести друзей.

И вот так, конечно, я и встретил Луизу Альварес. 

Глава 17

Сложенное пополам письмо лежало у меня в сумочке, во внутреннем кармане, между прокладками макси и жвачкой «Тридент». Я не хотела открывать его. У меня было нехорошее предчувствие.

Вместо этого я оставила его там и решила не открывать и подождать подходящего момента чтобы прочитать последнее послание Кейда. Это было эгоистично. Письмо было... я даже не знаю, почему, но даже когда я прикасалась к конверту, то чувствовала печаль. Как будто я каким-то образом знала на психологическом или эмоциональном уровне, а может, на сверхъестественном, что в нем было еще больше горя. А я не хотела, чтобы мне пришлось его почувствовать.

Свидания с Уиллом были потрясающими. Он был потрясающим. Он водил меня по интересным местам. На концерты на стадионе «Джо Луис Арена», на пьесы в Медоубруке. Мы ездили в машине допоздна, слушали джаз. Говорили до рассвета.

Целовались в темноте. Начиналось это просто: просто прощальный поцелуй, который длился час. Во время обеда мы ускользали из школы, чтобы пообниматься в его машине в дальнем углу школьной парковки.