— Где он?

Мередит отступила назад, пропуская шерифа в дом.

— Осторожно, не заденьте цветочные горшки на полу. Дочери привиделся кошмар. Когда я прибежала, пес был уже с ней.

Оценив ситуацию, Хит хлопнул себя по бедру.

— Голиаф, ко мне! Иди сюда, мальчик!

Как только собака соскочила с кровати, у Мередит вырвался вздох облегчения, да такой, что она сама удивилась: когда это успела вобрать в себя столько воздуху?

— Бояться абсолютно нечего, — заверил шериф.

Мередит бросилась к дочери и, убедившись, что девочка невредима, укрыла ее одеялом.

— Я через минуту вернусь. Хорошо, дорогая?

Но Сэмми, которая на этот раз забыла дурной сон с небывалой быстротой, схватила ее за руку.

— Не сердись на Голиафа, мамочка. Это я плохая.

Мередит погладила ее по головке.

— Ах, Сэмми…

— Только я не врала! Честно! Помнишь, ты спрашивала, не пускала ли я в дом собаку? Так вот я не пускала, просто открывала окно, а Голиаф приходил сам.

— Понимаю. — Мередит пристально посмотрела дочери в глаза и подумала: «Даже такие ангелочки способны на двуличность, как лживые взрослые». — Но почему ты мне не рассказала?

— Потому что ты его боялась. — Сэмми наморщила носик. — Сказала, что строишь забор от коров. А сама обманула — от Голиафа.

Мередит почувствовала, как краснеет — сначала шея, потом лицо. Ну разве можно наказывать дочь за то, в чем грешна сама?

— Ладно… поговорим об этом утром. Хорошо?

— Поставишь в угол?

Мередит вздохнула и поправила у девочки под подбородком одеяло.

— Нет. Но попрошу рассказать, как ты рвала волосы.

— Я их не рвала, мамочка. Они выпадали сами и повсюду разлетались. Наверное, потому, что Голиаф любит лежать в ванне.

— В самой ванне?

Да, неудивительно, что она находила там шерсть. Страшная собака свободно разгуливала по всему дому. От этой мысли Мередит поежилась.

— Вот об этом мы серьезно поговорим. А сейчас мне надо проводить шерифа Мастерса.

— Ты на меня сердишься?

Мередит снова посмотрела дочери в глаза и, заметив в них испуг, поняла, что не может больше злиться.

— Нет, малышка, не сержусь. Просто удивилась, когда застала здесь Голиафа. Вот и все.

Мередит вспомнила, как испугалась Сэмми ротвейлера, и не поверила услышанному. Но, не удержавшись, спросила:

— А откуда ты узнала, что ему хотелось завести друга?

— Он мне сам сказал, по-собачьи. Подошел к окну, поскребся и сказал. А потом целовал через стекло до тех пор, пока я не перестала бояться, что он меня покусает. Пожелай ему от меня спокойной ночи.

— Хорошо. — «Спокойной ночи и скатертью дорога», — подумала Мередит и поцеловала дочь. — Больше никаких кошмаров. Только светлые сны. Ладно?

Она вышла из спальни и плотно закрыла за собой дверь. Затем повернулась к Мастерсу и включила свет. Под большим пальцем ноги торчал край оторванного линолеума. Мередит вздохнула и ощутила легкий запах мускусного лосьона. Очень мило! Этот человек был врагом, но вот устроился на ее же кухне и возвышался, как пустившее корни дерево. Рядом, у его ног, вывалив из пасти язык, сидел Голиаф, да так послушно, будто сошел с рекламного плаката, изображающего образцового выпускника собачьей школы. Мередит не знала, на кого из них смотреть.

— Я искренне сожалею, — произнес шериф.

После того как прошел испуг, Мередит хотела только одного — выставить Мастерса по-тихому за дверь.