|
Недоступность предназначена для чужаков, а скука для тех, с кем их познакомили и чьих имен они не помнят. Они лежат на пластике, точно бритые морские котики, страдающие анорексией, а выбирают их, как автомобили, за аэродинамические свойства корпуса. Это не семейные пикапы и не любимые, холеные классические модели. Они ненадежны и неэкономичны, их не хочется демонстрировать родственникам. Думаете, на них можно хотя бы прокатиться? Да нет, не выйдет. Они и в этом похожи на гоночные машины: внушают надежды, но в ответственный момент ломаются. Жмешь на стартер, а результата нет. Представители сильного пола тоже хороши. Те, что постарше, смахивают на опустившихся коммивояжеров. Пьяные, заляпанные мочой, назойливые, горластые и не внушающие доверия – в общем, кошмарные типы, хотя в них и чувствуется некая незавершенность. Только в комплекте с теми, что помоложе, кошмар обретает истинную полноту и законченность. Кстати, большинство этой потной, дышащей шампанским публики относится скорее ко второй категории – тех, кого можно назвать условно молодыми. И хотя все вокруг словно бы насквозь пропитано сексом, кричит о сексе, воет, стонет и голосит о сексе, вы почему-то уверены, что здесь очень мало подлинного, откровенного, энергичного, нормального генитального секса – того, что происходит один на один и лицом к лицу. А если он все же случается, то лишь потому, что этого нельзя было избежать. И постскриптум: он никогда, никогда не приносит удовлетворения. Итак, мы прибыли сюда на уикенд, уговорили кучку порошка и ящик «Сан-Мигеля». Ну и что же мы теперь делаем? Откровенно говоря, практически ничего. Планы у нас, конечно, наполеоновские, причем большая их часть начинается с побега из Монако. Можно поехать в Сен-Поль-де-Ванс и найти ресторан в горах. Можно заглянуть в часовню Матисса. Прошвырнуться по магазинам. Посетить Аквариум, чтобы на минутку почувствовать себя Жак-Ивом Кусто. Но беда в том, что всякая активная деятельность сопряжена с серьезной нервотрепкой. Спокойно кататься по Монако могут только участники гонок, но путь за его пределы закрыт и для них. Город превращен в лабиринт заградительных барьеров, охраняемых полицейскими того сорта, который нравится очень богатым людям, а именно злобными вооруженными метрдотелями. Если вы все-таки решили куда-нибудь махнуть, лучше всего воспользоваться тендером (это разновидность катера) или водным такси. Но они могут доставить вас лишь на другой кусок берега, по которому тоже нельзя перемещаться. Или на другое судно, как две капли воды похожее на ваше. Так стоит ли игра свеч? Впрочем, на одно мероприятие мы просто обязаны явиться. Это бал Гран-при, который считается чуть ли не центральным светским событием всего евросезона. Нужен черный галстук-бабочка; на суше это досадная помеха, но на море – настоящее орудие пытки. В костюмах пингвинов, усеянных блестками, мы загружаемся в тендер и плывем под пристальными взглядами опустившихся коммивояжеров и финских автомобильных фанатов. Теперь мне понятно, что значит быть капитаном Блаем, изгнанным с «Баунти»[59]. Праздничный ужин ничем не отличается от любого крупного корпоративного торжества. Тягучий, отупляющий, неуютный и организованный как рождественский спектакль в начальной школе для умственно отсталых, причем ваши мучения усугубляются тем, что вам должно быть весело. Как это можно с такими деньжищами и опытом – устроить вечер, который ровно никому не приносит радости? Негативный энтузиазм подобного рода требует некоторых усилий, так же как и слушание возникшей на экране Каприс[60]. Она напоминает уважаемой публике о благотворительных целях, преследуемых основателями этого ежегодного празднества (конечно, без ее помощи никто бы о них не вспомнил). Когда рукоплещешь виртуальной Каприс, чувствуешь себя законченным идиотом. Потом какой-то опустившийся коммивояжер выигрывает «Харлей». |
