Рядом с ним сидел другой человек - толстый, обтрепанный, унылый, - должно
быть, его приятель, У обоих был такой вид, словно грубые швы изнанки жизни
давно уже натерли им мозоли по всему телу.
- Года четыре не видались, верно. Окорок? - сказал обтрепанный. - Где
тебя носило?
- В Техасе, - сказал краснолицый. - На Аляске слишком холодно - это не
для меня. А в Техасе тепло, как выяснилось. Один раз было даже довольно
жарко. Сейчас расскажу.
Как-то утром я соскочил с экспресса, когда он остановился у водокачки,
и разрешил ему следовать дальше без меня. Оказалось, что я попал в страну
ранчо. Домов там еще больше, чем в Нью-Йорке, только их строят не в двух
дюймах, а в двадцати милях друг от друга, так что нельзя учуять носом, что у
соседей на обед.
Дороги я не нашел и потащился напрямик, куда глаза глядят. Трава там по
колено, а мескитовые рощи издали совсем как персиковые сады, - так и
кажется, что забрел в чужую усадьбу и сейчас налетят на тебя бульдоги и
начнут хватать за пятки. Однако я отмахал миль двадцать, прежде чем набрел
на усадьбу. Небольшой такой домик - величиной с платформу надземной железной
дороги.
Невысокий человек в белой рубахе и коричневом комбинезоне, с розовым
платком вокруг шеи, скручивал сигаретки под деревом у входа в дом.
- Привет, - говорю я ему. - Может ли в некотором роде чужестранец
прохладиться, подкрепиться, найти приют или даже какую-нибудь работенку в
вашем доме?
- Заходите, - говорит он самым любезным тоном. - Присядьте, пожалуйста,
на этот табурет. Я и не слышал, как вы подъехали.
- Я еще не подъехал, - говорю я. - Я пока подошел. Неприятно затруднять
вас, но если бы вы раздобыли ведра два воды...
- Да, вы изрядно запылились, - говорит он, - только наши купальные
приспособления...
- Я хочу напиться, - говорю я. - Пыль, которая у меня снаружи, не имеет
особого значения.
Он налил мне ковш воды из большого красного кувшина и спрашивает:
- Так вам нужна работа?
- Временно, - говорю я. - Здесь, кажется, довольно тихое местечко?
- Вы не ошиблись, - говорит он. - Иной раз неделями ни одной живой души
не увидишь. Так я слышал. Сам я всего месяц, как обосновался здесь. Купил
это ранчо у одного старожила, который решил перебраться дальше на Запад.
- Мне это подходит, - говорю я. - Человеку иной раз полезно пожить в
таком тихом углу. Но мне нужна работа. Я умею сбивать коктейли, шельмовать с
рудой, читать лекции, выпускать акции, немного играю на пианино и боксирую в
среднем весе.
- Так...-говорит этот недоросток. - А не можете ли вы пасти овец?
- Не могу ли я спасти овец? - удивился я.
- Да нет, не спасти, а пасти, - говорит он. - Ну, стеречь стадо.
- А, - говорю я, - понимаю! Сгонять их в кучу, как овчарка, и лаять,
чтоб не разбежались! Что ж, могу. Мне, по правде сказать, еще не приходилось
пастушествовать, но я не раз наблюдал из окна вагона, как овечки жуют на
лугу ромашки, и вид у них был не особенно кровожадный. |