|
Он также помнил об устойчивой неприязни, с которой судьи относятся к ищущим популярности адвокатам, и в этом плане внимание прессы только ставило его в весьма неловкое положение. Однако, судя по заголовкам, ни одно из этих соображений не трогало ни печать, ни радио, ни телевидение… К тому же вчера, начиная со второй половины дня, ему со всех концов страны стали поступать телефонные звонки и телеграммы. Исходили они от совершенно незнакомых ему людей – о большинстве из них он никогда в жизни и не слышал, хотя и попалось несколько известных всем звонких имен. Все они желали ему успеха, несколько человек предложили деньги, и он неожиданно для себя обнаружил, что глубоко тронут тем, что бедственное положение какого то одинокого скитальца смогло, несмотря ни на что, вызвать столь искреннее участие. Буквально через мгновение после того, как Элан приостановился переброситься словом с Даном Орлиффом, их обступили другие репортеры. Один из приезжих журналистов, которого Элан вспомнил по вчерашней беседе – из монреальской “Газетт”, кажется, поддержал просьбу Орлиффа: – Да, объясните, что это за чертовщина с кабинетом? Элан решил, что ему следует уделить им минуту другую. Перед ним стояли не обычные судебные репортеры. А пресса крепко помогла ему, когда он нуждался в помощи… – Все дела, кроме официальных судебных процессов, – торопливо начал объяснять он, – решаются не в зале судебных заседаний, а в кабинете судьи. Однако поскольку обычно к слушанию назначается столько вопросов и привлекается так много народу, то судья переходит в зал судебных заседаний, который на это время становится его кабинетом. – И вправду чертовщина какая то, – раздался за спиной Элана чей то насмешливый голос. – Как там эта старая поговорка насчет “закон – дурак”? Элан усмехнулся: – Если я вам сейчас ее напомню, вы же потом будете на меня ссылаться. Стоявший прямо перед ним коротышка спросил: – А Дюваль сегодня будет? – Нет, – ответил Элан. – Он все еще на судне. И сойти с него он сможет только тогда, когда будет вынесено окончательное решение суда в связи с ордером ниси. То есть когда мы получим распоряжение доставить его в суд для рассмотрения законности его задержания. Для этого и проводится сегодняшнее слушание. Том Льюис протиснул свое приземистое, коренастое туловище сквозь толпу репортеров и настойчиво потянул Элана за рукав: – Пошли скорее, мужик! Элан взглянул на часы – уже почти половина одиннадцатого. – Все, – решительно объявил он журналистам. – Нам пора идти. – Удачи, дружище, – пожелал ему корреспондент, как вспомнилось Элану, информационного агентства. – Мы все за вас болеем. Как только за последним вошедшим закрылась дверь, клерк возвысил голос: – К порядку! Позади клерка появилась костлявая фигура судьи Уиллиса, быстрыми шагами пересекавшего небольшой квадратный зал судебных заседаний. Он взошел на судейский помост, церемонно поклонился адвокатам – в ближайшие полчаса их пройдет перед ним не менее двадцати – и, не глядя, ловко опустился в подставленное клерком кресло. Склонившись к Элану, Том Льюис свистящим шепотом предположил: – Если этот парень когда нибудь запоздает с креслом, вот потеха то будет! На мгновение судья обратил взгляд в их сторону: суровое угловатое лицо, кустистые седые брови, пронзи , тельные пытливые глаза, так хорошо запомнившиеся Элану. Поначалу он подумал, что судья расслышал замечание Тома, но потом решил, что это совершенно невозможно. |
