— Въ лучшемъ видѣ могу, а только все-таки безъ гвоздей невозможно. Надо за гвоздями въ лавочку на деревню сходить и купить, а что до долота, то никакого тутъ долота не надо. Я и такъ сдѣлаю. Пусть только кто-нибудь въ лавочку сбѣгаетъ за гвоздями. За хлѣбомъ-же вѣдь, поди, въ лавочку пойдете, такъ за одно ужъ…
— Ну, ладно, я схожу въ лавочку, вызвалась Арина. — На сколько купить-то гвоздей?
— Четыре пилы у васъ, четверо козелъ надо — ну, фунтъ пятидюймовыхъ гвоздей ужъ навѣрное потребуется. Пятнадцать копѣекъ здѣсь эти самые гвозди стоятъ.
— Вотъ деньги. Это ужъ мы сообща… Бѣги, Ариша, въ лавочку. Купишь и хлѣба каравай для обѣда.
— А гдѣ здѣсь лавочка? задала вопросъ Арина.
— Э, матка, языкъ до Кіева доведетъ. Тебѣ сказано, что на деревнѣ. Бѣги скорѣй, торопила ее Анфиса.
Арина, взявъ деньги, тронулась въ путь. Парень посмотрѣлъ ей въ слѣдъ и сказалъ женщинамъ:
— Да семъ-ка я ее провожу. Такъ ужъ она и будетъ знать, гдѣ лавочка. Здѣсь три лавочки на деревнѣ и только въ одной хлѣбъ хорошій, а въ другихъ-то норовятъ продать такой хлѣбъ, что твоя замазка — вотъ до чего сыръ.
Женщины улыбнулись.
— Лясы по дорогѣ съ землячкой поточить хочешь? — отвѣтилъ кто-то.
— Ну, пусть его идетъ, пусть проводитъ, рѣшила Анфиса. — Иди, Андрей, иди. Кстати и гвоздей выберешь, какихъ нужно. А то гдѣ-же дѣвушкѣ выбирать! Ничего она въ гвоздяхъ не смыслитъ. Принесетъ да не такихъ. Иди.
— Иди, иди! Заговаривай ей зубы-то!.. — крикнуло въ добавокъ нѣсколько голосовъ.
Арина застыдилась и закрыла глаза рукавомъ.
— Что это вы, дѣвушки, говорите такое… — застѣнчиво сказала она.
— Иди, иди… — продолжали кричать женщины. — Рукавомъ закрывается, а сама рада.
— А вотъ не пойду, коли такъ…
И Арина, нахмурившись, остановилась.
— Полно, Ариша, или. Онѣ шутятъ, сказала ей Анфиса. — Веди ее, парень, обратилась она къ Андрею.
Потоптавшись на мѣстѣ, Арина потихоньку пошла. Андрей направился за ней слѣдомъ. Минуты три они шли молча. Наконецъ Андрей поровнялся съ ней и началъ:
— Кириллъ Терентьевъ изъ вашей деревни здѣсь недалече живетъ. Онъ въ Ижорѣ, восемнадцать верстъ отсюда, на лѣсномъ дворѣ въ вощикахъ.
— Да что ты! удивилась Арина.
— Вотъ товарищъ-то мой къ нему и пошелъ. Ждемъ письмеца изъ деревни. Уходили изъ дома, такъ просили, чтобъ ему писать, а онъ-бы ужъ намъ передалъ. Мы вотъ пріѣхали въ Питеръ изъ деревни на пятой недѣлѣ поста и маемся гдѣ день, гдѣ ночь, а Кириллъ-то Терентьевъ все-таки на постоянномъ мѣстѣ.
— И мы тоже съ вербной недѣли маемся гдѣ день, гдѣ ночь, отвѣчала Арина, — Рады ужъ очень, что сюда-то попали. Здѣсь, кажется, работы на долго хватитъ.
— До Петрова дня хватитъ — вотъ какъ!.. И даже дальше!
Вспоминая объ Акулинѣ, Арина спросила Андрея, не знаетъ-ли онъ Акулины изъ Федосѣева, и сообщила ему о ея смерти въ больницѣ. Оказалось, что Андрей зналъ и Акулину. Оба пожалѣли о ней, при чемъ Андрей сообщилъ, что и одинъ изъ его товарищей, пріѣхавшій съ нимъ вмѣстѣ изъ деревни и работавшій вмѣстѣ въ Питерѣ при расчисткѣ рельсовъ конно-желѣзной дороги, тоже слегъ на Вербной недѣлѣ въ больницу, но живъ-ли или померъ — неизвѣстно. Андрей назвалъ его по имени, но Арина его не знала.
Разговаривая такимъ образомъ, они дошли до села Ивановскаго. Когда они шли по селу, Андрей указывалъ Аринѣ на дома и говорилъ:
— Вотъ это кабакъ… Вотъ здѣсь волостное правленіе и мировой тутъ судитъ… Вотъ тутъ становой живетъ… А вотъ и лавка… Вотъ здѣсь мы гвозди купимъ, а хлѣбъ покупать не будемъ. Хлѣбъ купимъ вонъ въ той лавкѣ, которая подальше. |