— Да вотъ и мы сегодня пришли и порядились, съ завтраго пилить начнемъ и вотъ теперь устраиваться надо. Вишь, какъ у васъ хорошо! Совсѣмъ хорошо! — сказала Анфиса, замѣтивъ благосостояніе сосѣдей.

А благосостояніе это состояло въ слѣдующемъ: около костра были сложены изъ дровяныхъ длинныхъ плахъ три шалаша и на каждомъ изъ нихъ было накинуто по рогожѣ и лежали плотной массой пучки нарѣзаннаго лозняка, что составляло крыши. Съ нижнихъ концовъ плахи были обрыты на полъ-аршина землей. На кострѣ грѣлся закопченый чайникъ, около костра стояли два деревянныя ведра, лежала путаница — небольшая сѣтка для ловли рыбы и тутъ-же были два берестяныхъ бурака, изъ которыхъ торчали донышки чайныхъ чашекъ.

— Запасливые вы люди, прибавила Анфиса…

— Здѣсь, милая, безъ запаса нельзя… Хозяйства не будетъ, такъ какъ жить! похвастался мужикъ. — Трактиръ въ двухъ верстахъ, да и дорого въ немъ.

— А пуще всего ужъ то, что въ трактирѣ одинъ забалуй и больше ничего, прибавила сидѣвшая рядомъ съ мужикомъ на землѣ баба и звонко схлебнула съ ложки похлебку.

— Позвольте, добренькіе, у васъ ведерочкомъ попользоваться. Сейчасъ только пришли, ничего-то у насъ нѣтъ и нечѣмъ водицы зачеринутъ, сказала Анфиса.

— Бери. Только сегодня и принеси обратно. а то тутъ не доглядишь, такъ и утащутъ, отвѣчалъ мужикъ.

Анфиса взяла ведро и зажженную головешку изъ костра и отправилась къ товаркамъ. Тѣ уже сложили костеръ и подтопки, Арина смастерила съ помощью ножа ковшичекъ — берестяную посудинку въ видѣ конуса и скрѣпляла его, прошивая берестяной ленточкой.

— Ну, дѣвушки, а какъ сосѣди хорошо живутъ, такъ просто рай красный, разсказывала Анфиса, зажигая головешкой костеръ. — Сѣно у нихъ въ шалашахъ настлано, подушку я въ красной наволочкѣ видѣла, сѣтка у нихъ для рыбной ловли — все, все. Вотъ надо и намъ такъ устроиться, какъ обживемся. Все, все у нихъ въ порядкѣ. И посуда есть.

— Да конечно-же устроимся, дай только хотя по рублю заработать, отвѣчала Фекла.

Вскорѣ костеръ запылалъ. Женщины усѣлись около него и стали ѣсть хлѣбъ, запивая его водой изъ берестянаго ковша. Поужинавъ, онѣ стали приготовляться къ ночлегу и, подражая сосѣдямъ, начали мастерить около костра шалаши изъ дровяныхъ плахъ. Костеръ рѣшено было оставить на всю ночь и поддерживать въ немъ огонь, пилы и топоры подложить подъ котомки подъ головы.

Во время складыванія шалашей къ женщинамъ подошелъ молодой парень лѣтъ двадцати, бѣлокурый, съ еле пробивающейся бородкой, въ лаптяхъ, въ плохенькомъ армячишкѣ и замасленномъ картузѣ. Онъ остановился, посмотрѣлъ на. женщинъ и, помолчавъ, спросилъ:

— Которыя тутъ изъ васъ боровичскія? Сейчасъ сказывали, что боровичскія проявились.

— Я, да вотъ она, отвѣчала Арина, указывая на Аграфену.

— Ну, такъ землячки будете… Мы сами боровичскіе.

— Откуда? Изъ какой деревни? быстро спросила Арина.

— А мы тутъ отъ Мсты двадцать верстъ, близь Покрова.

— Ну, а мы стало быть въ пятнадцати верстахъ отъ васъ. Мы отъ Рождества. Рождество въ двухъ верстахъ отъ насъ. Деревня Галкино.

— Знаю я Галкино. У насъ изъ Галкина невѣстка взята.

— Чья такая?

— Вавилы Прохорова дочка.

— Кривой Вавила Прохоровъ? Какъ не знать! Онъ намъ даже родней приходится: у старшей сестры сынишку крестилъ, которая теперь померши.

— Такъ вы не Гаврилы-ли Матвѣева дочь?

— Вотъ, вотъ… Федотовы мы по прозванью.

— Очень чудесно знаю и Гаврилу Матвѣева. Спину ему на Мстѣ гонками придавило.

— Придавило, придавило, долго хворалъ, а теперь отлежался и поправился.