Карл Фридрих Май. На земле штиптаров
Глава 1 РАЗОБЛАЧЕНИЕ
У турецкого законодательства имеются свои особенности, а точнее, теневые стороны, которые тем отчетливее, чем дальше от центра область, на которую они распространяются. При тамошних жизненных устоях нечего удивляться, что там, где живут племена арнаутов, о подлинных правах говорить вовсе не приходится. У Остромджи начинается область проживания штиптаров, которые уважают только один закон — подчинения слабого сильному. Когда мы подъехали к судебному присутствию, уже темнело. Рядом стояло множество народу, не нашедшего места во дворе и высыпавшего прямо на улицу. Всем хотелось разглядеть нас получше. Едва мы вошли во двор, как дверь за нами захлопнулась, что явно было недобрым знаком. Сразу видно, что Мубарек пользовался здесь большим влиянием. Мы пробрались на главную площадку перед судом. Там, где раньше стоял стул, сейчас красовалась длинная скамья. Там же лежала палка для наказаний. В лампу залили масло и зажгли. Свет ламп придавал всему происходящему какой- то романтический оттенок. Сами судьи находились внутри дома. О нашем присутствии им сразу доложили. Хавасы расположились вокруг нас и отрезали отступление к воротам, которые были заперты, и это заставляло нас думать о худшем. Кругом все стихло. Из дома появились пятеро мужчин, и хавасы вытянулись в струнку. — О Аллах, — иронично заметил Халеф, — что теперь с нами будет, сиди… Я просто умираю от страха! — Я тоже. — Не пройтись ли по обладателям этих сабель плеткой? — Не делай глупостей! Ты уже сегодня поторопился, потому мы оказались здесь! Пятеро судей заняли свои места. Коджабаши уселся на стуле, а остальные — на лавках. Какая-то женщина вышла из толпы и расположилась позади заседателей. Я узнал Нахуду, Горошину, — настоящую местную красавицу. Заседатель был ее супругом, впрочем, лицо его не выражало ровным счетом ничего. Рядом с коджабаши сидел Мубарек. На коленях у него угнездился листок бумаги, а в руках было гусиное перо, которое он то и дело макал в чернильницу. Коджа поднял голову и энергично затряс ею. Это был знак, что пора начинать. И он начал скрипучим голосом: — От имени Пророка и падишаха, которому Аллах отмерил тысячу лет жизни, мы созвали этот суд, чтобы вынести приговор по двум преступлениям, имевшим место сегодня в нашем городе и его окрестностях. Селим, выходи и рассказывай, как все было! Хавас стал рядом с господином и принялся излагать. То, что мы услышали, было просто смешно. В то время как он нес свою многотрудную полицейскую службу, на него напали. И только мужество и героизм спасли его от гибели. Когда он закончил, коджа задал ему вопрос: — Кто тебя ударил? Этот? — Этот, — отвечал хавас, указывая на Халефа. — Теперь мы знаем виновника и можем посоветоваться. И он принялся шептаться с заседателями, а потом изрек: — Надо приговорить преступника к сорока ударам палками по пяткам и заключить в тюрьму на четыре недели. Да хранит Аллах падишаха! Рука Халефа легла на рукоятку плетки, я же с трудом удержался от смеха. — Теперь о втором преступлении, — возвестил судья. — Мавунаджи, выходи и говори. Настала очередь возницы, но прежде, чем он разговорился, я повернулся к коджабаши и елейным тоном проговорил: — Не позволишь ли ты мне немного приподнять тебя? Он в недоумении поднялся со стула. Я отодвинул его и вольготно уселся сам. — Спасибо. Трудно было описать его лицо в этот момент. Голова опять принялась опасно трястись. Он хотел что-то сказать, но ничего не мог из себя выдавить. |
