Собрав у нас документы, Александр Петрович, приказал прибыть в контору. Через час мы были там. Сидели и ждали, когда принесут спецпометки, которые нужно будет вшить в одежду. Заодно знакомились с последними сводками по фронту.

Нашим войскам второй раз подряд не удалось чего-либо достичь в Синявино. Даже наоборот. Потери в живой силе были огромны. За неделю боев погибшими потеряли свыше двух тысяч бойцов. В 4-й армии, сменилось командование. В основном по этой причине.

Вскоре были готовы метки, нам дали ножницы и иголки с нитками. Ребята, вшивая лоскутки ткани, потихоньку обсуждали происходящее.

– Серег, тебе-то сказали, куда выходим на этот раз? – подал голос Саня Зимин.

– Мне, – я сделал паузу и важно ответил, – сказали.

– И куда? – опять проговорил Саня.

– Военная тайна. Все расскажу, когда придет время. Да вы и сами узнаете, как карту принесут и начнут в курс вводить.

Я оказался прав. Истомин, вместе с каким-то капитан-лейтенантом моряком, заперлись с нами в одном из кабинетов. Три часа ушло на составление и согласовывание планов предстоящей операции. Выйдя из кабинета, все вздохнули свободно. Дело сдвинулось с мертвой точки. Приказ на выход мы получили. Все-таки передвинули еще на два дня. Точнее на полтора. Выйдем девятого в ночь.

Весь вечер я провел с девчонками. Играл с ними, ходили гулять по набережной. Днем немцы хорошенько отбомбились, и я подумал, что вряд ли повторят вечером. Поэтому гуляли спокойно. Анютка сидела на санках, я бегал бегом, катая ее, разгонялся и резко поворачивал, так, что малышка едва не вываливалась из них. Громко смеясь, девчонки забросали меня снежками, я и не думал сопротивляться. Все это веселье, их звонкий смех доставляли такое удовольствие, что на миг даже забыл о войне. Со мной на прогулке были Толян Круглов и Саня Зимин. Напросились. Ну, за это и получили. Дочки на них перенесли огонь снежной артиллерии, а я стоял и хохотал. Круглов, конечно, не напрашивался, он так и был моим телохраном. Истомин запретил ему отходить от меня, сказав, что приказ был от Лаврентия Павловича и только он может его отменить. А я и не сопротивлялся. Со всеми парнями давно уже укрепилась прочная дружба. Мы вместе воевали, спали спина к спине на морозе, ели из одного котелка, по одному взгляду понимали друг друга.

С утра восьмого декабря мы всем табором ездили за дровами. Пока парни рубили дрова, с Зиминым прошлись до окраины леса. Из-под деревьев видимость была никакая. Местность поднималась и совсем не просматривалась.

– Серег, может, на дерево влезть? – Зимин почесал затылок, опуская бинокль.

– Опасно, пока разглядывать будем, нас быстрее засекут. И – шлепнут. Листвы нет, деревья голые.

– А вон елочка стоит, смотри какая пушистая и высокая.

Елка, метрах в ста правее, и правда была огромная. Только я уже на собственной шкуре знаю, каково на нее влезать.

– Да на нее хрен залезешь, – махнул рукой я.

– Я все-таки попробую, – Зимин направился к ели.

Колясь об острые иголки, кряхтя и тихо матерясь, он все же влез на нее. На высоте пяти-шести метров он вскинул к глазам бинокль и сразу замахал руками.

– Чего там? – негромко спросил я.

– Блин, там танки. Но чего-то все выстроились кучей.

– Заправляются, наверное, – предположил я. – Пехтуры много?

– Да не очень. Далековато, не больно разглядишь, – ответил Зимин.

– Слезай, давай, надо возвращаться.

– Истомину доложим? – спросил Александр, когда слез с елки и подошел ко мне.