Глава 22

Тони позвонил ей на следующей неделе, когда снова появился в Сайгоне. Пакстон он не застал – она была на выезде с Ральфом и другими журналистами, но, вернувшись, перезвонила Тони по телефону, который тот оставил: Он остановился у друзей на базе в Таи Сон Нхат. Тони спросил Пакетом, не хочет ли она пообедать с ним или, быть может, сходить на базе в кино. Пакстон подумала, что это, пожалуй, будет неплохо – в кино она уже не была сто лет.

Тони заехал к ней в семь. Она едва успела принять душ, помыть голову и переодеться, а он уже стучал в дверь. Они пошли обедать в «Рамунчо» на первый этаж Эден‑билдинга.

Это был неплохой французский ресторан, куда ходили многие американские военнослужащие. Никто не обратил внимания на Пакстон и ее спутника, и они спокойно болтали, смеялись и шутили.

Теперь, познакомившись поближе, они чувствовали себя легко в обществе друг друга. У Тони оказалось неподражаемое чувство юмора, и он в таких красках живописал армейскую жизнь, что Пакстон смеялась до слез.

– Так какого черта вы все время остаетесь на новый срок? – спрашивала она.

– А что мне еще остается? Занимаясь ночами, я прошел двухгодичный курс колледжа. Свободно говорю по‑испански. Довольно сносно меняю пеленки. – Ведь именно Тони ухаживал за умирающей дочерью. – Очень может быть, из меня вышел бы неплохой руководитель. Я четыре с половиной года был «туннельной крысой» – что это мне дает? Наверное, я смогу работать в нью‑йоркской канализации. А что еще?

– А как же ваша ферма и виноградник в долине Напа?

– Ну, для этого еще полно времени. Кроме того, – признался Тони, – не люблю бросать дело на полдороге.

Но он покинул своего сына. Правда, тогда ему было всего двадцать пять и у него не осталось сил бороться.

– А вы? – спросил он Пакстон. – Кем вы собираетесь стать в будущем?

– Я стану Элли из Изумрудного города, – не задумываясь ответила Пакстон. – У меня есть кое‑какие соображения насчет серебряных башмачков.

– Теперь я понял, почему вы мне понравились, – ухмыльнулся он. – Вы чокнутая. – Затем он спросил, но уже серьезно:

– Будете продолжать работу в газете, когда вернетесь назад?

– Наверное. Я ведь всегда хотела стать журналисткой, и, по правде говоря, мне это нравится.

– Счастливая вы. Зарабатываете на жизнь без лжи и грязи. – Они оба сразу припомнили случай в Кучи и засмеялись. – Грязь придется оставить. Кстати, чем вы занимались на этой неделе?

Пакстон рассказала. Она не боялась ни грязи, ни вражеских пуль, не боялась увидеть отвратительное лицо войны. Тони был потрясен. И хотя он за нее очень тревожился, его уважение к Пакстон еще больше выросло.

В конце концов в кино они так и не пошли. Вместо этого они отправились в бар и там несколько часов кряду болтали обо всем на свете: о Вьетнаме, о Билле, о семье Тони и даже о старой няне Квинни.

– Мне кажется, я знаком с вами всю жизнь, – восхищенно сказал Тони, прощаясь. Пакстон оказалась такой отзывчивой и мягкой, с ней было так легко.

– Мне тоже, – призналась она. – Это со мной нечасто случается.

Им обоим было хорошо друг с другом. Пакстон даже рассказала Тони о своих отношениях с матерью. Они так и не смогли найти общий язык. Только однажды, когда погиб Питер, промелькнула искра понимания. Но Пакстон уехала во Вьетнам, а когда вернулась, они больше не понимали друг друга. Слишком уж они с матерью разные.

– Такого друга, как вы, у меня не было с детства.