Белое кружево. Как, черт возьми, символично. Ну, белое – так белое.

***

Марат съездил еще раз к сыну – уже во второй половине дня, после того, как заехал домой и взял все, необходимое Русу в больнице – белье, одежду, зарядное устройство для телефона, наушники, полотенце, тапочки. Еще раз увиделся с лечащим врачом и получил еще одно уверение, что все в порядке. Танзилю совместными усилиями Марата и Рустама удалось убедить не срываться с места и не возвращаться. Основная заслуга в этом была, конечно, Руса – он смог убедить мать.

В общем, жизнь Марата, после головокружительного кульбита, вдруг как-то стала подозрительно быстро возвращаться в нормальное русло. Но была и другая жизнь. Тайная. Нет, тайная не в постыдном смысле. А в том, что в ней все было пока так хрупко, так нежно и хрустально, что пускать туда пока никого нельзя. Нельзя, пока нельзя.

Пока не сказаны все слова, не получены все ответы, пока не…

Сегодня вечером все должно решиться.

***

Прежде, чем нажать на кнопку домофона, Милана задержала дыхание. Она вдруг стала трусить и ничего не могла со своим страхом поделать. Убежать – такой мысли не было. Но ее охватил какой-то внезапный необъяснимый паралич.

И в этот момент подъездная дверь открылась. За ней стоял Марат. Темный костюм, белоснежная рубашка.

– Как ты тут оказался?..

– Я видел в окно, как подъехала твоя машина, – он взял Милану за локоть, шире открывая подъездную дверь.

Ей осталось только тихо вздохнуть и шагнуть вперед. С негромким щелчком закрылась подъездная дверь.

Словно подводя какую-то черту.

***

В прошлый раз, когда она была в этой квартире, они с Рустамом сидели в креслах, а сам Марат был в это время в ванной. А потом Милана с Маратом разговаривали на кухне.

В этот раз Марат предложил ей устроиться на диване, а сам сел рядом. Перед диваном стоял стеклянный столик, на котором находились бутылка вина, два бокала, тарелки с фруктами и сырным ассорти, вазочка с орешками. Кажется, кешью.

Марат разливал вино по бокалам, а Милана чувствовала, как у нее начинает шуметь в голове. И возвращается страх.

Страх неизвестности.

Бокал с вином Марат ей вложил в пальцы с усилием. Сжал свои пальцы поверх ее. Кажется, у нее пальцы ледяные, потому что его кажутся очень горячими.

Его пальцы по-прежнему сжимали ее, поверх ее бокала. И Милана с Маратом снова зависли, утопая во взглядах друг на друга. А потом с негромким стуком оба бокала снова вернулись на столик.

Большие сильные руки притянули Милану к твердому мужскому телу. Горячие шершавые ладони снова обхватили ее лицо. Глаза Марата пылали темным огнем.

– Вино мы пили вчера. Достаточно.

И он ее поцеловал. Оплел, мгновенно забрал себе теплым влажным поцелуем. Твердым, горячим, нежным, обволакивающим, проникающим. Всеобъемлющим.

Милана утонула в этом поцелуе мгновенно, хотя держалась за шею Марата. Но чем сильнее она цеплялась за его шею и плечи, тем больше тонула, теряла себя. И не хотела находить.

Опомнилась Милана, крепко прижатая к Марату. Чувствуя твердость его тела, как слегка дрожат его пальцы, которые перебирают ее волосы. Слыша сбитое дыхание.

И шепот.

– Люблю тебя. Только тебя люблю. Милана… Милая моя… девочка.

Когда сбывается твоя мечта, когда ты получаешь то, чем ты жил десять лет, то, что составляло смысл всей твоей жизни – из-под ног исчезает земля. И ты падаешь.

Или летишь.

Если у тебя есть крылья.

Если они не смяты.

Его пальцы по-прежнему дрожат. Его шепот по-прежнему хриплый.

– Так получилось, что между твоим и моим признанием – десять лет.