Изменить размер шрифта - +
Причесывался он всегда битый час.
     - Ее мать развелась с отцом. Потом вышла замуж за какого-то алкоголика. - сказал я. - Худой такой черт, с волосатыми ногами. Я его хорошо

помню. Всегда ходил в одних трусах. Джейн рассказывала, что он какой-то писатель, сценарист, что ли, черт его знает, но при мне он только пил,

как лошадь, и слушал все эти идиотские детективы по радио. И бегал по всему дому голый. При Джейн, при всех.
     - Ну? - сказал Стрэдлейтер. Тут он вдруг оживился, когда я сказал, что алкоголик бегал голый при Джейн. Ужасно распутная сволочь этот

Стрэдлейтер
     - Детство у нее было страшное. Я серьезно говорю.
     Но это его не интересовало, Стрэдлейтера. Он только всякой похабщиной интересовался.
     - О черт! Джейн Галлахер! - Я никак не мог опомниться. Ну никак! - Надо бы хоть поздороваться с ней, что ли.
     - Какого же черта ты не идешь? Стоит тут, болтает.
     Я подошел к окну, но ничего не было видно, окна запотели от жары.
     - Я не в настроении сейчас, - говорю. И на самом деле я был совсем не в настроении. А без настроения ничего делать нельзя. - Я думал, что

она поступила в Шипли. Готов был поклясться, что она учится в Шипли. - Я походил по умывалке. - Понравился ей футбол? - спрашиваю.
     - Да, как будто. Не знаю.
     - Она тебе рассказывала, как мы с ней играли в шашки, вообще рассказывала что-нибудь?
     - Не помню я. Мы только что познакомились, не приставай! - Стрэдлейтер уже расчесал свои роскошные кудри и складывал грязную бритву.
     - Слушай, передай ей от меня привет, ладно?
     - Ладно, - сказал Стрэдлейтер, но я знаю, что он ничего не передаст. Такие, как Стрэдлейтер, никогда не передают приветов.
     Он пошел в нашу комнату, а я еще поторчал в умывалке, вспомнил старушку Джейн. Потом тоже пошел в комнату. Стрэдлейтер завязывал галстук

перед зеркалом, когда я вошел. Он полжизни проводил перед зеркалом. Я сел в свое кресло и стал на него смотреть.
     - Эй, - сказал я, - ты ей только не говори, что меня вытурили.
     - Не скажу.
     У Стрэдлейтера была одна хорошая черта. Ему не приходилось объяснять каждую мелочь, как, например, Экли. Наверно потому, что Стрэдлейтеру

было на все наплевать. А Экли - дело другое. Тот во все совал свой длинный нос.
     Стрэдлейтер надел мою куртку.
     - Не растягивай ее, слышишь? - сказал я. - Я ее всего раза два и надевал.
     - Не растяну. Куда девались мои сигареты?
     - Вон на столе... - Он никогда не знал, где что лежит. - Он сунул сигареты в карман куртки - м о е й куртки.
     Я вдруг перевернул свою красную шапку по-другому, козырьком вперед. Что-то я начинал нервничать. Нервы у меня вообще ни к черту.
     - Скажи, а куда ты с ней поедешь? - спросил я. - Ты уже решил?
     - Сам не знаю. Если будет время, поедем в Нью-Йорк. Она по глупости взяла отпуск только до половины десятого.
     Мне не понравилось, как он это сказал, я ему и говорю:
     - Она взяла отпуск только до половины десятого, потому что не разглядела, какой ты красивый и обаятельный, сукин ты сын. Если б она р а з г

л я д е л а, она взяла бы отпуск до половины десятого у т р а!
     - И правильно! - сказал Стрэдлейтер.
Быстрый переход