— Вы двое, остаться со мной, — он повел их вдоль внешней стены, остановился на углу проверить заряд и перевести переключатель на автоматический огонь.

«Что я увижу за углом? Сотню кровожадных дикарей над растерзанными телами Хендри и жандармов, или?..» Согнувшись, готовый в любое мгновенье отпрыгнуть назад, винтовка у груди, каждый мускул и нерв напряжен, как взведенный курок, Брюс вышел из-за угла. Хендри и два жандарма стояли на пыльной дороге у первого коттеджа. Они расслабленно разговаривали, Хендри перезаряжал винтовку, вставляя магазин большими красными руками с блестевшими на солнце рыжеватыми волосами. С нижней губы его свисала сигарета. Он внезапно рассмеялся, закинув назад голову, и пепел посыпался на его китель. Брюс заметил темные пятна пота на плечах. Дети лежали на дороге в пятидесяти ядрах от них. Брюсу внезапно стало холодно. Этот холод поднялся откуда-то изнутри, из груди. Он выпрямился и медленно пошел к детям. Его ноги бесшумно ступали по мягкой пыльной дороге, тишину нарушало только дыхание, хриплое, как у раненного зверя. Он, не глядя, прошел мимо Хендри и жандармов. Те замолчали и следили за ним с беспокойством. Сначала он подошел к девушке, опустился на калено, положил винтовку и бережно перевернул ее на спину.

— Неправда, — прошептал он. — Это не может быть правдой.

Пуля оторвала половину груди, вырвав кусок размером с кофейную чашку. Из отверстия еще сочилась кровь, но уже медленно, как мед. Брюс передвинулся к мальчику. Он чувствовал себя, как во сне.

— Нет, это неправда, — сказал он громче, пытаясь при помощи слов выйти из состояния транса. В мальчика попали три пули. Одна из них перебила ему руку в предплечье: из отверстия торчала розовая кровь. Две других практически разрубили тело пополам. Это пришло откуда-то издалека, как приближающийся шум поезда в тоннеле. Брюс чувствовал, как его трясет. Он закрыл глаза. Мир окрасился кроваво-красным цветом.

«Остановись, — раздался в голове слабенький голос, — побори себя, побори себя, как раньше». Медленно шум в голове стал ослабевать, превратился в шепот и исчез. Он снова стал холоден, открыл глаза, поднялся и подошел к Хендри и жандармам.

— Капрал, — обратился Брюс к одному из них и был удивлен своим спокойным голосом.

— Капрал, идите к поезду и пригласите сюда лейтенанта Хейга и сержанта Раффараро.

Жандарм ушел, а Брюс таким же спокойным голосом обратился к Хендри.

— Я сказал тебе отпустить их.

— Чтобы они прибежали домой и навели на нас всю стаю? — Хендри уже оправился и вел себя вызывающе.

— Поэтому ты зверски убил их?

— Зверски? Ты что, Брюс, рехнулся? Это же балуба. Дикари и людоеды! Что с тобой? Это же война! — заорал Хендри, а потом произнес более спокойным голосом. — Забудь об этом. Я сделал необходимую вещь. Что значит два балуба, когда каждый день умирают тысячи. Забудем об этом.

Брюс не ответил, он закурил и стал ждать прихода остальных.

— Ну как, Брюс? — настаивал Хендри. — Ты согласен все забыть?

— Наоборот, Хендри. Я клянусь и призываю Бога в свидетели, — Брюс не смотрел на Хендри. Он боялся, что не сможет сдержать себя и убьет его. — Вот мое обещание: ты будешь повешен за это, не расстрелян, а повешен на хорошей пеньковой веревке. Я послал за Хейгом и Раффараро, так что свидетелей будет достаточно. Как только мы возвращаемся в Элизабетвилль, я сдаю тебя властям.

— Ты шутишь!

— Никогда еще в жизни я не говорил так серьезно.

— Господи, Брюс!.