– Нет, это ты убирайся, – скорее зло прошипела, чем прошептала я. – Убирайся прочь, отпусти его. Не отдам, слышишь? Не отдам, убирайся. Отпусти его, отпусти, отпусти…

Хорошо, что меня в тот момент никто не видел. Наверное, я выглядела как сумасшедшая. Сидела, держа бессознательного Шелтера за руку, сверлила взглядом оплетенный паутиной живот, скользила им выше, на грудь, где нити терялись в коротких, черных волосках, и яростным шепотом повторяла снова и снова одни и те же слова. Повторяла несмотря на то, что это не помогало, ничего не происходило. Но пока я говорила, в моей груди горел огонек надежды. Боль сгорала в нем, выходила из меня вместе с шепотом.

Во рту пересохло, язык уже почти не слушался, но я продолжала шептать, покачиваясь вперед-назад в такт своим словам. Никто нас не тревожил, а потому я не сдерживала себя. Шелтеру от моего шепота хуже стать не могло.

Не знаю, сколько прошло времени с начала моего иступленного шептания, но наконец я заметила, как нити дрогнули. Дрогнули и отступили. Сантиметр за сантиметром они принялись растворяться, пока черная паутина не исчезла совсем. Только тогда я осознала, что уже взошло солнце.

Шелтер не очнулся. То, что он как-то почувствовал исчезновение паутины, я поняла по одному глубокому вздоху, после которого он снова затих.

Я пребывала в странном состоянии, почти как в ночь неудавшегося побега из имения генерала: то ли сплю, то ли бодрствую. Тело казалось тяжелым и чужим, а явь – какой-то размытой.

Более или менее я пришла в себя, когда позади хлопнула дверь и на пороге комнаты показался магистр Этьен. Он сдержанно поздоровался со мной, не скрывая скорби на лице, и подошел к кровати, посмотрел на Шелтера. Потом наклонился над ним, выставил руку вперед, держа ее над его грудью, и замер на несколько секунд. После чего выпрямился и посмотрел на меня. А я посмотрела на него. С надеждой.

– Я не знаю, что ты делаешь. Я не знаю, как ты это делаешь. Но я прошу тебя: продолжай, – вымолвил Этьен тихо. – Это помогает. Он уже должен был умереть, но он жив.

Будь у меня силы, я бы вскочила и на радостях обняла и расцеловала мага, но смогла лишь улыбнуться и кивнуть. После чего то ли внезапно уснула, то ли потеряла сознание. По крайней мере, я закрыла глаза, а открыла их уже в той комнате, в которой ночевала в первый свой день в столице Магистрата. Солнце стояло высоко, а я лежала все в том же платье, но под одеялом.

Подскочила очень резво, выбежала из комнаты и вскоре выяснила у слуг, что Шелтер по-прежнему жив и даже приходил в себя. Попил воды и снова уснул. Вот тогда-то, помедлив с минуту, я и отправилась на кухню, варить ему свой первый заговоренный бульон.

Нет, я по-прежнему не верила, что в моем шепоте есть какая-то магия. Слишком часто он не срабатывал. Но Этьен сказал продолжать – и я продолжала. Вот и сегодня нашептала бульону, а потом принялась варить шоколад.

– Может быть, к шоколаду подать ему кусочек пирога? – тихо предложила Мег. – Что он все эту воду хлещет, он же все-таки мужчина.

– Он мужчина, – согласилась я. – Но сейчас он болен и слаб. Хочу сегодня попробовать дать ему пюре или кашу. Но чуть позже. Пусть сначала съест это.

Мег только согласно кивнула. Она не спорила со мной все эти дни. Благодаря Этьену и Морану все слуги знали, что это я удержала Шелтера на грани, не позволила умереть. Поэтому сейчас ко мне относились даже с большим уважением, чем относились бы к законной хозяйке дома.

Поставив на поднос тарелку бульона, чашку шоколада и стакан воды, я положила рядом салфетку и несколько ложек, после чего отправилась наверх, стараясь не уронить и ничего не расплескать.

Когда я добралась до его комнаты, Шелтер не спал. Просто лежал с закрытыми глазами, но распахнул их, как только дверь за мной закрылась с тихим хлопком.