Вот и сейчас, увидев меня с подносом, он недовольно поджал губы и демонстративно отвернулся. Но я на это только улыбнулась, подошла ближе и поставила поднос на тумбочку рядом с кроватью.

– Надеюсь, вы проголодались, господин генерал, – бодро произнесла я, накрывая его грудь салфеткой. – Сегодня у вас целых два блюда, а не одно.

– Ты совершенно уверена, что кормить меня должна именно ты? – проворчал Шелтер. – За что я плачу профессиональным сиделкам?

– Вам не нравится мое общество? Давно ли? – нарочито удивленно и обиженно поинтересовалась я, беря тарелку и ложку.

– Я обожаю твое общество, – возразил генерал, снова повернувшись ко мне и не сдержав улыбку. – И я бы с удовольствием наслаждался им постоянно. Но предпочел бы, чтобы ты делала что-то менее унизительное для меня. Читала, например. Просто сидела рядом и держала за руку. А еще лучше целовала. Мне особенно нравится, когда ты меня целуешь.

На этот раз улыбку не сдержала я. Зачерпнув немного бульона, я поднесла ложку к его губам и велела:

– Лучше откройте рот, господин генерал, а не говорите глупости. В заботе нет ничего унизительного.

Он послушно разомкнул губы и позволил влить бульон в рот. Одну ложку, другую, третью. На четвертой я немного поторопилась. Или рука дрогнула. Или он дернулся. Но немного жидкости пролилось мимо и потекло по слегка заросшему щетиной подбородку. Шелтер поморщился, но успел первым поднять руку и промокнуть лицо краем салфетки. Он уже мог шевелить руками, но пока пальцы слишком сильно дрожали, чтобы удержать ложку.

– Вот об этом я и говорил, – проворчал генерал. – В подобные моменты вся моя обаятельная брутальность, которая так нравится женщинам, рассыпается в прах. Как мне прикажешь потом снова тебя соблазнять?

Все это было произнесено таким тоном, что я не выдержала и рассмеялась. С того момента, как Шелтер не умер, а очнулся и пошел на поправку, наши отношения снова сделали какой-то немыслимый, резкий поворот. Подобной легкости рядом с ним я не испытывала даже в день нашего солнечного свидания. Быть может, потому что сейчас его флирт выглядел просто шуткой.

– Мы, кажется, договорились, что вы больше не будете пытаться меня соблазнить, – заметила я, снова поднося к его губам ложку.

– Это было до того, как ты пришла к умирающему мне и поцеловала, – насмешливо заметил Шелтер, послушно глотая все новые порции бульона. – Сама поцеловала, между прочим, за язык никто не тянул.

– Не было там языка! – возмутилась я, мгновенно вспыхнув. Все же эти беседы порой по-прежнему вгоняли меня в краску.

– А жаль, – хмыкнул генерал.

– Но у вас еще есть шансы, – добавила я, одновременно как бы поддерживая шутку, но при этом очень волнуясь. – Вот если бы я выносила судно или мыла вас, вот это было бы по-настоящему унизительно.

– Ты стала слишком острой на язык, – попытался изобразить недовольство Шелтер, но улыбка выдавала его. – Куда делись почтительный трепет и постоянный страх, что я посягну на твою драгоценную невинность?

Я и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос. Но, наверное, вид поверженного, умирающего Шелтера и тот факт, что я каким-то образом удержала его, убил во мне добрую половину страхов. И это была та самая половина, что выжила после наших разговоров с ним и откровений госпожи Холт.