— Это еще почему?

— Ты ведь не несешь службу. Вот завтра меня не будет — ты же целый вечер просмотришь на охраняемый «объект» элементарно влюбленными глазами.

Девушка будет беззащитной.

— Да ну перестань…

— Не перестану, Банда. Это все не шуточки: нас наняли обоих на ее охрану, и именно за ее безопасность нам платят деньги. В таком состоянии, в каком находишься сейчас ты, ты не сможешь выполнять свою работу. А я не хочу отвечать за твое разгильдяйство.

— Толя, подожди…

— Не собираюсь, — Толик разошелся не на шутку, и глаза его смотрели на Банду слишком серьезно и строго. — Я завтра же, благо, буду свободен, доложу обо всем Валентину Кирилловичу.

— Толя…

— Тридцать два года «Толя».

— Но послушай… Это как стихийное бедствие.

Все так неожиданно. Ты пойми… — Банда лихорадочно подыскивал слова, чтобы объясниться с напарником. — У меня уже был разговор с шефом. Я ему во всем признался, он мне поверил…

— Я обязан…

— Толя, я больше не появлюсь во время твоего дежурства!

Напарник задумался, и Банда постарался Как можно быстрее закрепить достигнутый успех:»

— Правда, не буду. А за мое дежурство не беспокойся — мухе не позволю Алину обидеть!

Банда произнес эту фразу с такой искренностью и убежденностью, что его напарник не нашел в себе сил не поверить парню. И лишь для того, чтобы не сдаваться сразу, с самому себе противной менторской назидательностью выговорил:

— Но я тебя, Саша, предупреждаю в первый и последний раз: еще хоть однажды помешаешь мне работать — иду к шефу.

— Договорились!

Они вернулись к Алине довольные, и каждый из них считал, что сумел добиться своего. На все вопросы девушки ребята так и не ответили, отшучиваясь тем, что, мол, обсуждали, в голову стрелять нападающим на нее или в ноги.

Правда, на следующий день Банде пришлось объяснить девушке, по какой причине видеться теперь они смогут лишь через сутки.

Второй все поняла мать Алины.

Впрочем, не заметить перемены мог разве что слепой: дочь совершенно не таила свое особое расположение именно к Банде. Теперь, если она бывала дома по вечерам, Банда не сидел до одиннадцати на кухне, а уходил в комнату девушки и задерживался там гораздо дольше, чем это было оговорено в контракте. Анатолий между тем так и не смел ступить в квартире Большаковых дальше прихожей и кухни.

Ко всему прочему, возвращаясь домой после дня, проведенного под охраной Банды, Алина всегда с гордостью несла огромный букет роз, так что теперь прекрасные свежие цветы в комнате дочери были лучшим свидетельством перемен в ее жизни.

Банда нравился Настасье Тимофеевне. Он был высок, красив, спокоен, умен. В нем чувствовалась недюжинная сила. Держался он с достоинством и благородством, и Настасье Тимофеевне парень очень напоминал ее Большакова в то время, когда он не был еще Владимиром Александровичем, а лишь аспирантом Володей.

Мать с улыбкой исподтишка наблюдала за дочерью, терпеливо дожидаясь, когда девичья душа не выдержит, раскроется широко и доверчиво и Алина выплеснет на нее, самого близкого человека, поток счастливых признаний в своей первой и сильной любви.

Так в конце концов и произошло.

Однажды, когда Банда уже уехал домой, Алина на цыпочках прокралась мимо кабинета отца в спальню матери и, тихонечко приоткрыв дверь, осторожно позвала:

— Мама, спишь?

— Нет, — быстро включила прикроватную лампу Настасья Тимофеевна. — Заходи.

Алина прошмыгнула в спальню и в халате юркнула к матери под одеяло, доверчиво прижавшись Лицом к ее плечу.