– Теперь можно.

Они вышли на улицу, Саша огляделся и понял, что его машины нет.

– Они ее угнали! Мою машину!

Его переполняло возмущение. Но дядя Витя, казалось, не удивился.

– Вот они что задумали. Вас к себе в гости приглашают. Знают, что за своей машиной вы к ним пожалуете.

– И пожалуем! – воскликнул Саша, которого душила злость. – Что у вас тут вообще такое происходит?

– Пошли в дом, – устало произнес дядя Витя. – Холодно на улице. Я вам там все расскажу.

– Да уж! Расскажите!

Дома дядя Витя вновь налил всем горячего кофе, не спрашивая, наделал бутербродов с твердой, словно камень, колбасой. И лишь основательно подкрепившись, принялся объяснять.

– В скверную вы историю угодили, ребята. Как вам из нее выбираться, я даже не представляю. Мой вам совет, уезжайте.

– Как это уезжайте? А машина? И моя собака?

– Машину вам никто не вернет, смиритесь с этим фактом и живите дальше.

– Это что такое у вас тут происходит? Снова девяностые вернулись?

– Хуже! Тогда хоть бандиты из враждующих кланов сами себя убивали, одного за другим иногда и свои же отстреливали. Опять же простому человеку можно было от банды к банде бегать, защиты себе просить. Иной раз, что и защищали, чтобы на фоне своих врагов хорошими выглядеть. Опять же, пока так бегаешь, так и время пройдет. Либо поубивают, либо пересажают всех. Да и не лютовали они так сильно над простым людом. Видели, что с нас взять нечего, ну и не трогали. Конечно, кто ларек держал или кооперативщики те же, с тех мзду трясли. А простых людей – нет, не трогали. Иногда даже продуктов по нашему убожеству подкидывали. У нас кладбище близко, на поминках всегда чего-нибудь перепадало. Сенька Филин ящик водки как-то раз выставил. Это когда Ваньку Гвоздя в кабаке расстреляли, он на радостях и расщедрился.

Какой еще Филин? При чем тут Гвоздь? И особенно выпитая кем-то давным-давно водка? Степан тоже понял, что они углубляются не туда.

– Ты, дядя Витя, зубы-то нам не заговаривай, – строго произнес он. – Ты по существу тарахти!

– Не хочу я, ребятки. Ох не хочу! Не за себя боюсь, я уж старый, свое пожил, хотя тоже помирать нежелательно. А вам, молодым, и подавно.

– Никто не умрет.

– Плохо вы наших охотников знаете. Это же нелюди! Они начали с того, что всю дичь браконьерским способом в нашем лесу выбили. Потом за собак взялись. Думаете, почему Казбек у меня под кроватью прячется, когда их вой слышит? Потому что помнит, как они его малым щенком по лесу гнали да палили в него. В болото подстреленного загнали, да там и оставили, неохота им было туда лезть, чтобы добить. Решили, что он сам помрет. А я его на другой день нашел, на руках домой принес, вылечил, а теперь от этих мерзавцев прячу. Да он и сам, как их услышит, мигом прячется. Думаете, почему у Федора бизнес с его питомником заглох? Потому что они всех его собак перебили. Сначала матерых покупали, потом на молодняк перешли, потом все собаки и закончились. Федор всем врал, что собак у него мор прихватил, да все в округе знали, что это за «мор» такой был. Считай, Казбек последний из могикан. Других крупных собак в наших местах не осталось. Всех эти гады перестреляли.

– Это правда? – Саша задыхался от волнения. – Разве же так можно! По собакам палили? Это наши друзья!

– Для кого друзья, а для кого объект охоты. Дичь.

– Что же, они их едят?

– Может, и едят. Сказывают, в других странах собачье мясо деликатесом считается. Только сдается мне, что они зверье чисто из потехи убивают.