— Он в любом случае скоро узнал бы все, — произнес он. — Лучше узнать от кого-то из нас, чем от чужих людей, Лиззи. Я не знал, что делать для того, чтобы образумить тебя. Джон ведет себя как обычно, считая, что тебе нужно дать возможность разобраться во всем самой. Но я не могу согласиться с этим. Я не могу вынести твои новые страдания. А ты будешь страдать, если останешься здесь.

— Возможно, — согласилась она. — Но боль от бегства может быть такой же сильной, как боль от борьбы, если ты начинаешь бороться. Ты понимаешь, Мартин? Однажды я уже прошла через это.

— Ты думаешь, что тогда было бы лучше остаться? — спросил он. — Простить Тревельяна и вести себя так, словно ничего не случилось?

— Тогда я не могла поступить так, — ответила Элизабет. — В то время я не была достаточно сильной, чтобы вести борьбу. Но сейчас все изменилось.

— Ну хорошо, — сказал он, нежно улыбнувшись ей. — Мужчины иногда видят многие вещи гораздо глубже женщин, Лиззи. Полагаю, именно поэтому мужья направляют своих жен, а отцы — дочерей. Папа проявил мудрость, когда решил, что ты должна вернуться в Кингстон. Ради твоего блага и счастья. И я буду там с тобой, это ведь не так плохо? Мы были счастливы там раньше, помнишь?

Элизабет нахмурилась и посмотрела на него.

— Иногда я удивляюсь — понимаешь ли ты, что я уже не девочка? Ты переживаешь за меня больше, чем папа. Разве ты не понимаешь, что не можешь больше ограждать меня от жизни? Нам уже по двадцать пять лет, Мартин. Ты разрушишь свою жизнь, если будешь чувствовать обязанным защищать меня. Ты разрушишь и мою жизнь. Я не поеду в Кингстон. Я уже сказала об этом папе. Завтра я встречусь с Кристофером. И я собираюсь провести несколько следующих недель, посещая с Манли различные мероприятия и встречаясь с нужными ему людьми. Ведь скоро он станет моим мужем.

Мартин побледнел, но ничего не сказал.

— Я не хотела быть резкой, — нежно произнесла Элизабет. Она засмеялась. — Думаю, это самая большая наша с тобой ссора, Мартин. Но ты должен понимать, что наша юность прошла и что я уже пережила самый трудный период своей жизни, когда опиралась на тебя гораздо сильнее, чем можно опираться на брата. Сейчас я хочу жить собственной жизнью. И ты тоже свободен, ты должен жить своей жизнью, Мартин.

Элизабет была тронута, увидев беспокойство в его глазах.

— Ты сама идешь навстречу несчастьям, Лиззи, — промолвил он. — Мне невыносима эта мысль. Какое я почувствовал облегчение, когда узнал о папином решении! Я думал, что мы оба будем спасены от всех бед.

Элизабет улыбнулась, подошла к Мартину и обняла его.

— Не беспокойся за меня, Мартин, — сказала она. — Я не хочу навлекать на себя несчастья, но если это случится, то соберусь с силами и буду жить дальше. Жизнь не бывает без страданий.

Мартин вздохнул и погладил ее по щеке.

— Ну что же, мы пытались, — произнес он. — Мы с папой пытались тебя образумить.

— Да, — согласилась она. — Спасибо тебе за заботу. Но не надо связывать меня этой заботой, Мартин. Мне нужно быть свободной. Конечно, насколько женщина может быть свободной.

— Спокойной ночи, — сказал Мартин, поцеловал ее в щеку и вышел.

Мартин прав в одном, подумала Элизабет. Она сама поставила себя в невыносимую ситуацию. Она — невеста Манли, и в течение следующих недель ей нужно будет вести себя так, как подобает невесте видного политика. Ее поведение должно быть безукоризненным. Она не может продолжать встречаться с Кристофером, даже понимая его желание поближе познакомиться с дочерью.

Как же она устала? Элизабет опустилась в кресло, где сидел Мартин, когда она вошла в свою комнату. Она чувствовала себя такой измученной, что с трудом разделась и легла спать.