— Единственному мужчине в моем доме всего четыре года. Надеюсь, он сейчас крепко спит и ничто его не беспокоит. — Она подняла на Шелдона глаза. — Это мой сын, Дэвид.

Дороти считала своим долгом упомянуть об этом с самого начала. Большинство мужчин в таких случаях тут же вспоминали о неотложных деловых встречах. Вглядываясь в красивое лицо Шелдона, она с волнением искала в нем знакомые признаки разочарования или даже неодобрения: завела ребенка без мужа…

Но его лицо оставалось непроницаемым — ни тени сожаления, презрения или досады. Однако он явно задумался, как если бы решал трудную задачу. Это к лучшему, самонадеянно решила Дороти. Немного таинственности придаст женщине больше привлекательности, чем обилие бриллиантов. А Дороти все сильнее хотелось заинтересовать своего неожиданного кавалера, заставить увлечься ею.

— Скажите, — наконец спросил Шелдон, по-прежнему глядя ей в глаза, — когда вы заявили, будто рады, что не вышли замуж за Милтона, вы имели в виду свой опыт или это было просто ваше предположение?

— Опыт, — проговорила Дороти и покачала головой, словно не веря себе самой. — Когда-то я была его невестой. — Она посмотрела на левую руку, которую раньше украшало кольцо, подаренное Милтоном в день помолвки, и вздохнула. — Да, я совершила глупость. А потом почти сразу уехала за границу.

— Но почему?..

— Сама не знаю. Сотню раз задавала себе этот вопрос. — Она снова посмотрела на дверь, за которой скрылся Милтон. — Думаю, потому, что он может очаровать кого угодно, если захочет. Мне было одиноко… — Дороти запнулась, неожиданно догадавшись, что он спрашивал вовсе не о том. Покраснев, она воскликнула: — О! Наверное, вы хотели узнать, почему я уехала на целый год.

— Ну да, — кивнул Шелдон. — Признайтесь, это странно. Обычная американка, будучи помолвленной, не хватает паспорт и не уезжает за границу.

— Я знала об этой поездке еще до того, как Милтон сделал мне предложение, — принялась горячо объяснять Дороти, словно желая убедить его в том, что она вовсе не бесчувственная. — Люди рассчитывали на меня. Я медсестра. Наша больница направляла добровольную медицинскую бригаду, и я была в ее составе. Там, куда нас посылали, шла настоящая война.

Дороти наклонилась вперед, непроизвольно крепко сжав руки. Ей хотелось втолковать Шелдону, что это была не прихоть, а обязанность, ее долг. Несправедливо осуждать ее. Она поступила так не потому, что была холодной женщиной, хотя Милтон часто именно так называл ее. Нет, она не была холодной.

— Там гибли люди, — добавила она.

— Да, конечно, вы должны были ехать, — сказал он, слегка коснувшись рукой ее побелевших от напряжения пальцев, и улыбнулся. — И, если бы Милтон был настоящим мужчиной, ему следовало бы отправиться вместе с вами.

Дороти тоже попыталась улыбнуться, но непрошеные слезы сами собой навернулись на глаза, и ей пришлось отвернуться, чтобы Шелдон не заметил их. Она не знала, почему ей вдруг захотелось плакать. Возможно, потому, что в памяти были слишком живы воспоминания о жутком кровавом годе. Или потому, что уже очень давно никто не смотрел на нее так, как Шелдон. С сочувствием и пониманием, удивлением и… восхищением. Нет, она не помнила такого взгляда.

А может, всему виной шампанское, и красавец рыцарь исчезнет, как только пройдет это легкое приятное опьянение…

— Что случилось? — Шелдон накрыл ее руку своей сильной ладонью. — Вы плачете из-за Милтона?

— Нет, нет!.. Я рада, что он ушел. — Не глядя на него, она покачала головой, не надеясь, что сможет объяснить.