Изменить размер шрифта - +
На голой шее женщины были бусы из крупного черного агата. Я осторожно развернул голову погибшей уцелевшей правой стороной…

Хотел закричать, но крик застрял в горле. Я так и застыл с раскрытым ртом, чувствуя, как холод морга вдруг пробрал меня до костей, а лоб мгновенно покрылся мелким ледяным потом.

«Когда-то я… когда-то я целовал эту щеку», — все вертелось и вертелось у меня в голове.

Машинально я нашарил в кармане сигареты, опустился на корточки, облокотившись спиной на стол, потому что ноги не держали, и закурил.

На сепарационном столе морга Первого Медицинского института, освещаемый холодным мерцанием ламп дневного света, лежал обезображенный труп Татьяны Холод.

 

В кабинете заведующего моргом я долго держал в руке телефонную трубку и никак не решался набрать номер редакции, чувствуя оцепенение. Так бывает всегда, когда принимаешь горе как личное. Для того чтобы работать, нужно отстраниться от этого чувства, этих мыслей и… делать свое дело. Я встряхнул головой, загоняя горе внутрь, и подумал, что сегодня я обязательно надерусь. До чертиков. Так вот почему Костя Меркулов темнил и кашлял в кулак. Действительно, даже странно, как это у него вдруг не хватило мужества сказать мне, кто была та женщина в машине вместе с Гусевым. Да! Константин Меркулов абсолютно был прав, расследование Таниного убийства я должен провести сам. Я найду ее убийцу!

— Алло, Дина? Ребята уже разошлись?

— Нет еще. Но Татьяна так и не появилась. — И добавила: — И не звонила…

— Дина, — сказал я через силу, — скажи ребятам, чтобы не расходились. Это очень важно. Я скоро подъеду.

— Что-то случилось? — спросила девушка встревоженно.

Я сказал:

— Таня погибла… Вместе с Гусевым…

Услышав крик отчаяния, я повесил трубку на рычаг: что я мог сказать еще?

Мне не хотелось ничего говорить ни Ромке, ни кому бы то ни было. Я направился к двери, но потом вернулся и набрал номер Романовой…

— Саша, ну наконец-то! — закричала в трубку Шура. — Ты выезжаешь? Я созываю оперативку. Грязнов и его ребята из второго отдела уже на подходе…

Я прервал Романову:

— Никуда я не поеду, Александра Ивановна, не ждите.

— Саша, что за тон… — начала было Шура Романова, но вдруг осеклась: — Саша, ты опознал ее?

— Да.

— Я тоже уже знаю, что в машине была главная редакторша… твоя знакомая, прости, я в курсе… Саша, ко мне в кабинет ломятся из Центробанка, один из заместителей управляющего «конторой»…

— Александра Ивановна, у меня бюллетень, отгул, запой, если хочешь знать! — заорал я в трубку.

На другом конце телефонного провода слышалось легкое потрескивание и угрюмое молчание. Наконец Александра Ивановна вздохнула:

— Ну если запой, тогда не возражаю. Я тебя понимаю, Саша, прими мои соболезнования. Но чтобы через сутки был как огурчик, понял?! Как сказал Меркулов, тебе поручено следствие по делу Холод, не так ли?

— Постараюсь завтра быть в форме.

— Твой коллега Медников сообщил из «Славянского банка», что секретарша Гусева, как всегда, «случайно услышала», о чем они говорили. Гусев и Холод договаривались о встрече в машине…

— Шура, родная, у меня голова сейчас ватная.

— Турецкий, как начальник МУРа я приказывать тебе не имею права. Ты из другой конторы. Но прошу — держи себя в руках! И никаких пьяных компаний, напился — и спать, уяснил мою просьбу?

— Уяснил, родная.

 

В ближайшем винном магазине я набрал горючего: водку, румынский джин, кубинский ром, отправился к себе домой, хотя ведь раньше намеревался в редакцию «Новой России».

Быстрый переход