Старик опять не понимал его.

— Значит, ты хочешь лишь вернуть деньги, которые потратил?

— Ни лирой больше, ни лирой меньше, — подтвердил Чезаре.

— Тут есть ловушка? — осторожно спросил старик.

— Естественно, — улыбаясь, ответил Чезаре. — Если бы тут не было скрытого интереса, что это была бы за сделка?

Открытая и уверенная игра этого парня импонировала старику: ему было приятно вернуться на твердую почву переговоров, где противники равно уважают друг друга.

— Так что ты хочешь в таком случае?

— Банковский кредит.

Это было неслыханно и ни на что не похоже.

— Банковский кредит? — Старик ждал просьб об участии в деле, о крупной сумме, о каком-то отступном, но только не о займе.

— Банковский кредит в сто тысяч лир, — уточнил юноша, не изменившись в лице.

— А если я его тебе не дам?

— Мне придется отказаться от своей мечты, а вы откажетесь от своей фабрики. — Логика железная, что называется, ни убавить ни прибавить.

— На сто тысяч лир можно купить весь Милан, — заметил Казати, явно преувеличивая.

— Весь не весь, но значительный кусок можно, — уточнил спокойно Чезаре.

— А какие гарантии ты мне дашь, парень? — Граф не хотел уступать сразу, даже если у него и не было альтернативы.

— Мое расположение к вам и мое слово. — Больдрани уверенно отвечал ударом на удар.

— На какое время тебе нужны деньги? — Это были уже последние реплики, за ними ощущалось согласие.

— На год. К концу года наш договор кончается, — уточнил Чезаре, — и каждый идет своей дорогой.

— Мы уже на двух разных дорогах, — сказал старик с сожалением. Он хотел бы удержать его рядом с собой, но знал, что бесполезно даже предлагать ему это.

— Так что? — подстегнул его Чезаре, глядя на шарик воображаемой рулетки, которая бешено крутилась.

— Будет у тебя банковский кредит. — Шарик остановился на выигрышном номере. — Но я делаю это лишь потому, что верю в тебя.

— Хорошо. — Чезаре встал, не поблагодарив, и первым протянул руку старому промышленнику, который крепко пожал ее.

— Я бы хотел сказать тебе еще кое-что, парень, — удержал его старик. — Ты волен прислушаться или нет к моим словам, но я хочу, чтобы ты знал, что эпоха рыцарей на белых конях и одиноких волков в бизнесе безвозвратно кончилась. Один, с твоим талантом и ста тысячами лир, ты можешь чем-то стать, но это ведь не предел для тебя. Ты хочешь стать первым, превзойти всех. Но в таком случае ты должен опережать других хотя бы на минуту, на один шаг. Но, главное, ты должен обладать достаточным весом, чтобы влиять на тех, кто делает законы. А этому, мой молодой друг, тебя не сможет научить никто.

Чезаре вышел с улицы Сан-Паоло, пошел по корсо Виктора Эммануила и на пьяцца дель Дуомо столкнулся с шествием манифестантов. Город был парализован забастовкой, общественный транспорт не работал, а пикеты забастовщиков мешали штрейкбрехерам восстановить движение. Возможно, это был более действенный способ, чем пустопорожняя болтовня политиков или крайности революции, чтобы восстановить равновесие в стране, оказавшейся у края пропасти. Общественные учреждения были закрыты. Школы не работали. Людей терзал голод и страх.

Солнце уже согревало, и шагать по улицам было приятно. Конечно, он запомнит, что времена рыцарей и одиноких волков безвозвратно миновали, и сделает выводы из слов старика. Чезаре Больдрани только вступал на путь, ведущий в святая святых, туда, где делаются законы, но путь этот был ему открыт.