* * *

Что в итоге?

Русские цари допустили ошибку, сделав в России легальным паразитизм, — сделав законной жизнь на шее народа без взаимного принесения народу пользы. Такая жизнь стала идеалом для тупых и ленивых, однако в глазах остальных людей этим тупым и ленивым требовалось какое-то оправдание своего паразитизма или полупаразитизма. И пользуясь тем, что в СМИ ринулись именно такие люди, эти ленивые и глупые особи из дворян или из вошедших в элиту лиц иных сословий, получили статус неких особо духовных и очень образованных лиц. А поскольку в русском языке все понятия для описания ума и духовности имеют чёткие определения, то эти лица начали сами себя называть малоподходящим для них иностранным словом «интеллигент». Во втором издании словаря В. Даля» (1881 год) слову «интеллигенция» даётся определение как «разумной, образованной, умственно развитой части жителей». Но это так Далю хотелось бы.

А на самом деле интеллигенция — это класс организмов, имеющих целью своей жизни паразитизм. И смысл интеллигентности именно в паразитизме.

Глава 2

Автопортреты царского времени

Русские классики литературы

Взялся пролистать «Мои воспоминания» А.А. Фета, того самого, который: «Я пришёл к тебе с приветом…» — искал в мемуарах рассказы о его трудах на сельскохозяйственном поприще царской России, поскольку Фет во второй половине жизни был помещиком. Но на полутора тысячах просмотренных станиц его мемуаров интересуемого так и не нашёл. Впрочем, за исключением пары достойных обсуждения случаев вообще ничего не нашёл — сочинение крайне неинтересное, как, впрочем, неинтересна и сама жизнь интеллигенции. Воспоминания Афанасия Фета на три четверти — это цитирование личных писем российской интеллигенции по бытовым вопросам — воспоминания ни о чём. И хотя уже редактор этих воспоминаний отмечает, что Фет и эти письма подделывал для своих мемуаров, чтобы интереснее было, но я всё равно бросил их просматривать, и не из-за подделки Фетом, а из-за нудности.

Вообще-то я люблю читать о быте в прошлые времена, но Фет так исхитрился написать свои мемуары, что практически отсутствует фактическая сторона дела: нет ни цен, ни весов, ни размеров — ничего из того, по чему можно было бы образно представить себе вспоминаемое Фетом, а он вспоминает лет за 30 своей жизни. Сугубо общие описания!

Скажем, понятное дело, что, описывая праздную жизнь, постоянно будешь описывать еду, поскольку в праздной жизни это самое значительное событие. Ну так Фет исхитрился и свои трапезы чаще всего описывать сугубо общими словами, посему в памяти остаётся, что интеллигенты кушали минимум четыре раза в день, причем обед и ужин были в пять блюд с обязательным супом, а вот что именно они ели, упоминается крайне редко. Но пару раз натыкался на сетования, что в той же Франции и пообедать по-человечески нельзя — порции маленькие, ветчина тоненькая, и той один кусочек. А вот когда русский интеллигент на родине начинает жрать, то тут всего вволю!

Праздность — дело нудное, вот и воспоминания о праздности достаточно нудные. Просто российский интеллигент твёрдо знает, что гений обязан написать мемуары, вот и пишет их, но писать-то об убогой жизни интеллигента нечего даже тогда, когда сама страна переживала поворотные события своей истории (а Афанасий Фет пережил и Крымскую войну 1853–56 годов, и освобождение крестьян в 1861 году, и Русско-турецкую войну 1877–78 годов).

Ниже я дам воспоминания гвардии штабс-капитана Семёновского полка Макарова, так вот, в этом случае прослеживается связь времён и начинаешь понимать, что русские офицеры уже при Фете — за 50–70 лет до Первой мировой войны — были такими же, как и те, кого немцы потом нещадно гоняли в Первой мировой, а потом громили унтеры будённые и невоеннообязанные махно.