Кажется странным, что боярышницы крутятся у желтых цветков акации. Цветки ее устроены, как и у всех бобовых, своеобразно. Вот вверху — «парус», ниже его — «лодочка». Впрочем, ее почти не видно, она наглухо прикрыта с боков двумя «веслами». Цветок на замке, путь к нектарнику плотно закрыт лодочкой, парусом и веслами. Открывать его умеют лишь некоторые пчелы да шмели с хоботком, приспособленным для этой операции. Надо присмотреться, что же делают у желтых цветков акации боярышницы.

Вот бабочка, трепеща крыльями, присела на раскрытый цветок, развернула спираль-хоботок, притронулась — кладовые пусты, и делать тут нечего. Перелетела на другой цветок. Там еще хуже: лепестки завяли, а из завязи уже растет маленький боб. Вот на пути закрытый цветок. Боярышница садится на него, заправляет тонкий хоботок в узкую щелочку. Цветок так плотно сомкнут, что хоботок не в силах проникнуть до дна чаши с нектаром. Тогда бабочка настойчиво сует в завязь свою маленькую головку с большими черными глазами, втискивается в нее поглубже. И тут случилось с цветком неожиданное преображение: вздрогнули его весла, опустились и обнажили лодочку, открыли вход в кладовую нектара.

Кто бы мог подумать, что цветки желтой акации умеют открывать не только пчелы, но и бабочки-боярышницы! Об этом никто не знал!

Боярышниц всюду много: и в светлых березовых лесах, и в тенистых и сумрачных борах. Впрочем, над борами бабочки летят высоко, летят до тех мест, где можно опуститься на землю к цветам и травам. Какое раздолье для птиц! Кто только не лакомится этой обильной пищей! Даже дятел нахватал полный клюв бабочек и тащит к себе в дупло к шумным и прожорливым птенцам.

По тихой речке плывут крылья боярышниц. Иногда, распластав крылья, плывут и сами боярышницы, им не оторваться от воды и не подняться в воздух. Но до последних сил бабочка держит кверху приподнятое брюшко, спасая его от воды.

Почему бабочки падают в воду? Что стоит им, хорошим летуньям, перелететь через реку, тем более, когда нет ветра? Потому бабочки и падают в воду, что нет ветра, что, как зеркало, гладка поверхность реки, что в ней отражается летящая бабочка. Увидев свое отражение, бабочка падает вниз — и, вместо ожидаемой встречи, ее ожидает водяной плен.

Проходит один-два дня. Силы бабочек истощаются. В последний раз прилетают боярышницы к разливу ручейка пососать мокрую землю, да так и остаются на месте. Через несколько дней массовый лет закончен. Но еще долго всюду летают бабочки и садятся на цветки. Это уже те, которые запоздали.

Белоголовая неместринида

Глубокое ущелье Каинды хребта Кунгей-Алатау протянулось с запада на восток. Вверху ущелья скалы и снега, а далеко внизу — широкая долина со зреющими хлебами. Шумный ручей, бегущий по дну ущелья, разделяет два мира: лесной, занявший «сивера», и степной, солнцепечный. Так близко они друг от друга, а совсем разные там цветы, травы, птицы и насекомые.

Степной склон круто спускается вниз. И здесь тоже не все одинаково, а сама вершина небольшого хребта будто граница между двумя разными мирами. Один склон — кусочек пустыни, затерявшийся в горах Тянь-Шаня, с серой полынью, терпкой и душистой; другой — как настоящая степь, разнотравная, пышная, с серебристыми ковылями. Наблюдать насекомых легче там, где растет полынь и земля слабо прикрыта травами.

Среди полыни голубеют и кисти цветков змееголовника. Их венчики, похожие на глубокие кувшинчики, свесились вниз, и сразу видно, что не для всякого насекомого там, в самой глубине, припрятан сладкий нектар. Вход в цветок начинается посадочной площадкой, прикрытой небольшой крышей, и будто сам приглашает: «Пожалуйста, присаживайтесь, дорогие гости!» За узким входом в кувшинчик располагается просторное помещение, и сверху, с потолка его, как изящная люстра, свешивается пестик и четыре приросших к стенке пыльника.