Было у тетки Марьи четыре сына. Двое погибли на фронте. Двое вернулись назад. Женились. Но и у этих годы оказались не длинными. У обоих были ранения. Раны и скоротали их век. Оба досрочно сошли в могилы. Однако, словно выполнив последний солдатский долг, оставили бабке и всем Березкам на память тринадцать внуков.

Две невестки, тринадцать мальчишек, ну, и, конечно, она сама — вот какое семейство сейчас у Мавриной.

Мишатка в семье младший.

— Младшенький, — называет его старуха.

Мишатке четыре года. Любит тетка Марья своих бесчисленных внуков. Все для нее равны. Для всех одинаково: и ласка, и миска. И все же Мишатка — это Мишатка. Последний он — младшенький.

И вдруг заболел Мишатка.

Старуха места себе не находит. Тринадцатый он по счету — дурное для многих число. И старуха в «тринадцать» верит.

Тетка Марья поклоны земные била. Свечки ставила богу-спасителю. Священнику местному кур носила. И все молилась, молилась, молилась.

— Если помощь придет, так только она от неба.

Дело было как раз весной, в распутицу. Еще до того, как построили местную трассу.

Посылал Савельев машину в район за врачом. Застряла в пути машина. Снарядили трактор-тягач. Захлебнулся в месиве жидком трактор. Кони, как их кнутами ни били, через лог не хотели идти. Ни приехать из района сюда врачу, ни Мишатку отправить в район, в больницу.

Увядает совсем Мишатка.

Старуха, ну право, ума лишилась. То председателю бухнется в ноги:

— Степан Петрович, спаси!

То в церковь опять несется. Лбом ударяет в пол и руки тянет к всевышнему, к небу.

Помощь и вправду пришла оттуда.

Появился над Березками вертолет. Спустился по лесенке доктор. Выходил доктор Мишатку. Мишатка опять здоров.

Все знали, что Савельев куда-то звонил, говорил на высоких нотах и вертолета того добился. Старуха опять к председателю. Мишатку с собой ведет.

— Милый, спасибо! Родной, спасибо!

Улыбнулся Савельев, подхватил Мишатку на руки, подбросил высоко-высоко:

— Я ни при чем. Я ни при чем. Помощь пришла от неба.

Гусь

— Вот ведь какой он мужик! — рассуждала тетка Марья о председателе. — Вот ведь какой он кладки!..

Решила тетка Марья Степана Петровича отблагодарить.

Гадала старуха долго: «Может, яичек ему собрать? Эх, и чего он мужик непьющий…» Маялась, маялась старая. Остановилась она на гусе.

Достала тетка Марья из сундучных глубин лучший свой сарафан. Нарядилась, взяла кошелку, посадила в кошелку гуся, чтобы не задохся, клювом наружу, и двинулась.

Уж насколько не терпела старуха деда Опенкина!.. Полвека тому назад обозвал он ее нехорошим словом. Но здесь себя пересилила.

Шла с гостинцем Маврина не торопясь. И даже не самой ближней дорогой. Выбирала места полюднее.

Хотелось старухе, чтобы видели все, что она доброе дело ценить умеет. Смотрите, несет, мол, гуся. Даже гуся старухе не жаль.

Расчет ее оправдался.

Первым попался Пашка Корытов:

— Тетка Марья, куда?

— До председателя.

Попалась Варвара Нефедова:

— Тетка Марья, куда?

— К нему, к благодетелю.

Увидел ее Червонцев:

— Марья Ильинична, куда ты такой красавицей?

Расплылась старуха в улыбке:

— К Степану Петровичу.

Степана Петровича дома не оказалось.