Рипли не поняла сути этой заминки. Увидев, что никто не шевелится, она пожала плечами и сама двинулась к бочке. Но тут на ее пути оказался Дилон.

- Давай окончательно проясним твой план, - сказал он, словно ему что-то еще было неясно. - Ты собираешься выкурить его, выжечь огнем, словно крысу из норы, так? Чтобы единственный путь отхода у него был вот этот - к ванне металлоприемника... А потом закрыть эту дверь и оставить там его взаперти. Правильно я тебя понимаю?

- Ну, в общем, да. Только незачем его оставлять в ванне, даже за такой дверью. Когда он будет заперт, мы загрузим в печь несколько тонн олова - и поджарим его! Чтобы уж он наверняка не вырвался...

Рипли промолчала об истинной причине, по которой она желала устроить Чужому "огненное крещение". Дело было не в том, что он мог вырваться. Просто очень уж интересуется им всемогущая Компания; и слишком зловещими выглядят иные ее планы, чтобы дать ей возможность приплюсовать к своим ресурсам это чудовищное существо...

Некоторое время Дилон, сощурившись, смотрел на Рипли.

- А почему ты так уверена, что мы будем тебе помогать? - спросил он загадочно. - Почему ты решила, что мы будем рисковать своими жизнями, чтобы осуществить твой план?

Рипли вздрогнула. На миг ей показалось, что Дилон видит ее насквозь до самых потаенных глубин души. И там, в этих темных недрах, таилась некая мысль, столь холодная и безжалостная, что Рипли не решалась даже признаться в ней самой себе, не то что произнести вслух...

Чужой не должен дожить до прилета спасателей. Его надлежит убить. И это - задача первоочередной важности, по значению своему много превосходящая даже задачу спасения тех, кто сейчас настороженно прислушивался к их спору.

Итак, главное - уничтожить Чужого, а не спасти от его злобы людей.

Впервые Рипли осмелилась додумать эту мысль до конца. Но додумав обрела особую твердость. Уж во всяком случае во время этой охоты она постарается подвергнуть себя большему риску, чем кто бы то ни было!

- Ваша жизнь уже в опасности, - сказала она без всяких сомнений. - И вопрос состоит именно в том, чтобы этой опасности избежать.

Неизвестно, поверил ли ей Дилон. Он продолжал стоять в свободной позе, облокотившись на длинную рукоять швабры. Стоял и смотрел на Рипли испытующим взглядом. И швабра в его руке на миг напомнила ей епископа.

А потом он подал знак - и бочки были наклонены.

Какое-то веселое оживление овладело заключенными, какая-то жажда деятельности - столь же неожиданная, насколько неожиданным был и предшествующий ступор. Торопясь, они швабрами разгоняли маслянистую, дурно пахнущую жидкость по самым труднодоступным уголкам тоннелей - чтобы она ровным слоем покрыла весь пол. Только тогда, если эта горючая пленка вспыхнет, от нее будет негде укрыться, не отсидеться где-нибудь за поперечной балкой. Даже Голик не отставал от всех. Захваченный общим ажиотажем, он лихо выплеснул из одного почти уже опустошенного бочонка остаток содержимого в очередную щель, а потом, без труда приподняв его, сбросил вниз, в короткий вертикальный колодец, соединяющий соседние уровни.

- Потише! - с неудовольствием сказал случившийся при этом Дэвид.

- В чем дело, папаша?

- Тоже мне, папашу нашел! Будь у меня такой сынок, я бы давно повесился... Не очень-то расшвыривайся этой тарой, даже если она вроде бы пуста. Там, если хоть на донышке чуть-чуть осталось - хватит мощности, чтобы тебя в клочья разодрать.

- Ладно, не учи ученого! От сотрясения эта фигня не взрывается, а спичку я туда не бросал!

И Голик, лихо, как винтовку, вскинув швабру на плечо, трусцой направился туда, где, как ему казалось, его присутствие было необходимо.

- Да, так-то оно так, но все-таки... - Дэвид склонился над краем колодца, одной рукой удерживаясь за вбитую в него скобу. Внезапно ступни его поехали по ставшему вдруг скользким полу.