Он приподнялся на локте:

– Ты серьезно?

– Сгораю от любопытства.

– «Лапушка» означает маленькую лапку. И прежде чем ты спросишь почему, объясняю – понятия не имею.

– Мне нравится. Лапу-у-ушка. – Она протянула второй слог. – Так мило.

– Лучше, чем mon petit chou, что по-французски означает «моя капустка».

– Я думала, что ты не знаешь французского.

– Это – предел моих познаний.

– Ну, теперь я хотя бы смогу так назвать Пайпер, когда она позвонит мне в следующий раз.

Взгляд у Стюарта сделался рассеянным, и Пейшенс тронула его за щеку:

– Ты думаешь о том, что нам рассказала Ана?

– Дедушка Теодор отнял у нее… столько всего. У нее могла бы быть совершенно другая жизнь. – Он опустил глаза. – Я вот что думаю: нет ли возможности хоть немного уменьшить ее горе.

– Но как? Время вспять не повернешь.

– Вообще-то… – Он перевернулся на бок. – Я думал об этом днем.

– О том, чтобы вернуть время назад?

– Что-то в этом роде.

Она тоже повернулась на бок и внимательно на него посмотрела:

– Что именно?

– Я думал о картине… той, что была на фотографии – где нарисована Ана.

– Помню, но она сказала, что твой дед скупил все картины.

– Но что, если ему это не удалось? Что, если он не смог скупить их все? Ана говорила, что было много картин и рисунков. Вполне возможно, что одна или две картины уцелели. Дедушка Теодор был, конечно, влиятельным человеком, но не всемогущим, каким он себя считал.

– Ты действительно думаешь, что картины остались?

– Это возможно, и если хоть одна осталась, тогда Ана вернет себе частичку того, что потеряла. Немного, но…

Какой замечательный, благородный жест!

– Но Найджел умер много лет назад, – напомнила она Стюарту. – Каким образом мы выясним что-нибудь о его картинах?

– Мы можем хотя бы попытаться. Я уже поискал в Интернете: у Найджела, оказывается, была сестра.

– Да ну? И она жива?

– Жива, и живет в Париже. Если кто и знает, что случилось с его работами, то это она. Все, что нам нужно, – это чтобы кто-нибудь поехал туда и поговорил с ней. Тебе не приходит в голову, к кому мы могли бы обратиться? – спросил он, смахивая у нее со лба челку.

– Смешной вопрос. Представь, я это знаю, – улыбнулась Пейшенс. – Я уверена, что Пайпер будет рада помочь. Она знает, как много Ана для меня значит. Я позвоню ей завтра. Если повезет, то она уже на этой неделе сможет поговорить с сестрой Найджела.

– Было бы здорово. Спасибо.

– После всего, что Ана для меня сделала, это такая малость. Мне не меньше чем тебе не терпится отыскать эту картину.

И вернуть часть возлюбленного женщине, спасшей ее. Это больше, чем коробка с вырезками на память или вереница котов, носящих его имя.

Вспомнив про котов, Пейшенс тихонько засмеялась.

– Почему тебе смешно? – спросил Стюарт.

– Я подумала, что если у котов была индивидуальность Найджела, то выходит, что он никогда не переставал есть.

– Интересное соображение. Как-нибудь спросим у Аны. А пока что, – он приподнялся над ней, – у нас есть несколько часов до того, как позвонить твоей сестре. Ведь в Париже еще полночь. – Он схватил ее за талию и подмял под себя. Пейшенс взвизгнула. – Нам придется чем-то убить время.