|
Забецкой сам знаешь где… Черницкие с Долгополыми да Короткими никому и через порог не надобны. Не признает их никто: друзья не обрадуются, враги не убоятся. Нет, Степан Никитич, кроме тебя - некому, а что вдов ты, так то исправить недолго. Пятый десяток - не осьмой. Я старее тебя, а года нет, как меньшую в купель опустил… Алдасьев не ответил, только брови свел. Тяжелое дыханье в жаркой тишине казалось странно громким и хриплым. Денис Феодорович незаметно утер лоб и замер, боясь спугнуть надежду. Князь должен согласиться, потому что больше на ошалевшем от смуты Володимире никому не усидеть - скинет, как скинул обоих Лжеиоаннов и лукавца Ейского. А если и четвертый раз, упаси Господь, не сложится? - Не жить нам, - отчего-то вслух произнес Богунов. - Север немцы со свеями отгрызут, запад - ляхи, на востоке татарва воспрянет, а что останется, само себя изъест… - Не начинай сначала, друг дорогой, - устало произнес Алдасьев, - сам все знаю. - Нет, Степан Никитич, - уцепился даже не за хвост, за подкову Богунов, - не все ты знал, но узнаешь. Не своей смертью умер Кронид Васильевич. Грех на мне, да не один, ибо не стыжусь содеянного, но стыжусь того, что тянул. Видел, к чему идет, что безумие государя губит Русь… Кровища хлещет, соседи руки потирают, прикидывают, когда накинуться, воеводы кто на дыбе, кто - в царствии небесном, а я разумом понимаю, а боюсь! Сам не ведаю, чего жду… - Лукавишь, Денис! - рявкнул, словно на поле боя, Алдасьев. - Напраслину на себя взводишь! Что государь от удара преставился, то всем ведомо. Знаю, взъярил ты его, так не ты первый. Я да Чемесов, покойник, еще и не то ему сказывали, как Заврега под Желынью войско положил… - Что взъярил, то вершки от бурака! - Девять лет ни попу, ни жене, ни подушке не сказывал, да и сегодня не гадал, ан придется… - А корешки в том, что была у меня отрава фряжская. Не всем, как тебе да старцу Финогену, душу да совесть вперед тела стеречь. Нагляделся я на орлов Заврегиных и сказал себе, что лучше грех на душу да в пекло, чем на дыбу или к ливонцам по следу Забецкого… - Не мне судить тебя, - хрипло произнес воевода. - Знал бы, что в застенке ждет, Заврегу б на месте порешил да рубился б, пока опричные числом не задавили… - Не все саблей махать горазды. - Богунов шевельнул покалеченной в юности рукой. - Носил я отраву в кольце, что Кронид Васильевич от щедрот своих у стен Хазари с руки снял. - Помню то… Не раз гадал, а ну как бы сберег ты пальцы, а не государя, к худу то стало б или к добру? - По той поре к худу, а другой могло б и не случиться, ты дальше слушай. Был у меня осман, золотых дел мастер… Выдолбил он яхонт да назад посадил, а государю и невдомек. Видел, не расстаюсь с его подарком, стало быть, горжусь, а в день тот… - Осьмнадцатое березня… - Осьмнадцатое березня… За шахматы мы с Кронидом Васильевичем сели, а Шигорин мальвазию наливал да наушничал. Тогда и сказал государь, что на Великой неделе конец тебе, а как Пасху отгуляем, на ливонцев пойдем и сам он полки поведет. Тут я и решился… - Как же? - Алдасьев шумно втянул воздух. - Как же ты… - Так! - Денис Феодорович поймал взгляд князя и уже не отпускал. - Шигорин на Древецкого поклеп возводил, а я, как тот от стола отходил, на него… Дескать, больно уж Григорий Алексеевич языкаст, негоже такого до государевой мальвазии допускать. Государю много не надо было. Поставил Гришка кубки, я в свой отраву и кинул, а государь усмехнулся, умирать буду, вспомню… «Коли ты, Дениска, такой верный, - говорит, - возьми мой кубок и дай мне свой. |
